— Массимо Верги.
— Ты хотел сказать Максимильян?
Бледнолицый посчитал это риторическим вопросом — его внимание было отдано горизонту: из-за ветвей деревьев отчётливо виднелись пожелтевшие облака.
— Назови мне имена всех выживших детей Максимильяна.
— Корнелий, Флавий, Аурелий, Квинт, Ланг… Люций.
— Кто из них беловолосый мальчик?
— Люций.
— Где он живёт?
— Площадь Барберини. Дом первый.
— Помощник префекта…
— Эверд. Вилла посреди пальмовых полей на Лаурентине. Нет слуг. Человек-сожитель.
— Ты тоже телепат, — усмехнулась. — Насколько сильным был Максимильян?
— Лучшим среди лучших.
Даже в такой, надо заметить, щекотливой ситуации монстр удосужился задрать подбородок, хваля заслуги своего умершего создателя. Почему-то ей понравились эти слова, Ханну будто окутало некое чувство патриотизма. Возможно, гордость за то, что убила такую добычу.
— Отлично, можешь идти.
Монстр что-то прошипел и покинул машину, прикрываясь старой газетой. Добежал до избы и ногой выбил дверь, после чего плотно закрылся в доме. Ханна ещё полчаса любовалась рассветом, затем достала банку редбулла и, осушив её полностью, уехала расследовать окрестности.
Первый дом на площади Барберини являлся пятизвездочной гостиницей. Толстые каменные стены, красная дорожка, проезжающие на внутреннюю стоянку блестящие авто с сопровождением. Судя по лицам, она была предназначена для особых клиентов: стоящие рядом с массивными стеклянными дверями охранники не пропускали незнакомцев и даже не подсказывали дорогу туристам.
Жилище же помощника префекта оказалось построено намного ближе и сравнительно недавно: обычный панельный дом.
В избушку Ханна вернулась к обеду. Её так никто и не открывал. Спрятав ключи в ближайшем кусте, девушка достала из кармана нож и не без усилия открыла дверь. Внутри лачуга оказалась заброшенней, чем снаружи. Мебели давно не было, а деревянные составные домика валялись на каждом шагу, так и норовя попасться под ноги. Прежде чем найти тварь в самом дальнем углу, Ханна несколько раз поцарапала джинсы торчащими гвоздями.
Монстр лежал в неестественно согнутом положении, прикрывая лицо руками. Его тело было лишено движения, но не крови или массы, как это часто показывали в фильмах. Сын Максимильяна просто выглядел потерявшим сознание человеком, так ни кстати забывшим как дышать. Ханна взяла его руку, пырнула ножом по одной из вен и бесцеремонно поставила под струю пустую бутылку. Специфический звук, сопровождавший сцену взятия крови, вряд ли можно было назвать приятным.
