— О как, — крякнул Вилко. — И что я натворил?
— А ты не догадываешься?
— Ни сном ни духом! — энергично заявил майор.
Василий Михайлович открыл папку и начал перелистывать документы.
— Ты даже не представляешь, какая на тебя кляуза похабная пришла… И вредитель ты, и шпион, и агент всего, чего только можно, из тебя получается. Кто-то из сослуживцев порадел, из тех, с кем вас в Германию командировали. Мы, пока ты во Франции воевал, тебя не трогали, не дело это — срывать бойца с передовой, да и конфуз в международных делах мог выйти — Гудериан, после того как вы с ним гавкнулись, лично за твоими успехами следил. Но теперь, уж извини за прямоту, разбираться будем-то на своей территории, и если хоть десятая доля обвинений подтвердится, я тебя к стенке должен буду поставить, как вредителя и врага народа.
— От это интересно, — хмыкнул хорохорясь Вилко. — Кому ж это я, окромя французов, навредил? Японцам чи шо?
— Молчи, дурак! — рыкнул Миронов. — Мы с Японией теперь близкие друзья и соратники. Комиссаром сколько отслужил, а таких простых вещей не понимаешь?
— Ну так чего ж мучиться? — деланно изумился майор. — Поставь к стенке весь личный состав воевавшего против японцев батальона — да что мелочиться? — всего Пятьдесят седьмого особого корпуса.
— Потребует политический момент, и поставят, — резко бросил в ответ полковой комиссар и добавил, уже спокойнее: — Не ершись, Тарасыч. Я с тобой частным образом покуда беседую, без записей и протоколов.
— Помочь хочешь? — скривил губы Вилко.
— Хочу, — ответил Миронов. — Что ж, если особист, так сразу конченая сволочь, так по-твоему?
— Не обижайся, Василий Михалыч, — после небольшой паузы ответил батальонный комиссар. — Не первый год вместе служим, не думаю я ничего такого про тебя. Мужик ты справедливый и дельный.
— Доброе слово и «особисту» приятно, — криво улыбнулся полковой комиссар. — Ладно, оставим выяснение личных взаимоотношений до более благоприятных времен, пройдемся лучше по твоим прегрешениям.
— Ну давай пройдемся, — согласился майор.
— Начнем с того, что полегче… На капитана Хальсена тебе жалоба была?
— От кого?
— От х…я маво! — взъярился Миронов.
— От него — не было. А анонимка, да, таки была.
— Почему не отреагировал? — требовательно вопросил Василий Михайлович.
Арсений Тарасович не выдержал и расхохотался в голос.
— Ты… — он всхлипнул, вытирая выступившие слезы. — Ты хоть знаешь, о чем в ней написано было?
— Ну, просвети, — нахмурился Миронов.
