Окрестности города Чорум (Турция).
19 марта 1940 года, 14 часов 57 минут.
Аджьюдан Луи Готье резво, насколько позволяли местность и двигатель танка, объехал подбитый D1B и направил свой R-39 прямо на вражеское противотанковое орудие. В тот же момент в башне заколотил спаренный с орудием 7,5-мм «Mitrailleuse mle 1931» — надежный, смертоносный «Рейбель».[21] Командир машины, аспирант Дюбуа, слыл стрелком не столько лихим, сколько метким, так что Луи ни минуты не сомневался в том, что тот набьет больше турок, чем пулеметчики наступающих рядом «Renault UE Chenillette» и двух британских «Universal Carrier». Тем более, что танкетки, по причине слабого бронирования, в лидеры особо и не рвались.
Последний раз гагахнула противотанковая сорокасемимиллиметровая пушка, безбожно промазала и больше беспокойства французскому механику-водителю не доставляла. Аджьюдан был уверен в своем командире совсем не напрасно.
— Вперед, Готье! — прокричал Дюбуа. — Вперед! Сейчас мы их!.. А это что за хреновина?!!
Из-за пригорка появилось нечто страшное, горбатенькое и тихоходное, но с опознавательными знаками румынских вооруженных сил и тремя пулеметами.
— Бронированный верблюд, мсье аспирант! — отозвался Луи, разглядевший вражеский ОА vz.27 в смотровую щель.
— А вот мы сейчас глянем, насколько он бронированный. Стой! — прорычал Дюбуа, наводя башенное орудие на уродливое детище чешского Škoda Holding. — Откуда ж у них все время подкрепления лезут?
Замершая на месте боевая машина рявкнула в сторону бронеавтомобиля башенной тридцатисемимиллиметровой SA38, и аспирант, с уже гораздо большим удовлетворением, добавил:
— Где ж мы их всех хоронить-то будем?
Стрелял он метко не только из пулемета.
Окрестности города Мерзифон (Турция).
19 марта 1940 года, 16 часов 12 минут.
— А чего майор сегодня злой такой? — поинтересовался Генка у Бюнделя.
— Так веселиться ему, вроде бы, не с чего, — пожал плечами тот. — Помнишь, мимо нас на юг турецкие и румынские колонны шли?
— Ага, — кивнул парень.
Разговор шел преимущественно на немецком, хотя Кудрину, хоть и изучавшему этот язык в школе, не хватало словарного запаса, и он поминутно сбивался на русскую речь.
— Ну так вот, нету больше этих колонн, — вздохнул Курт и оторвался от окуляров бинокля, через который высматривал в небесах вражеских авиаторов. К вечеру небо затянуло облачками, и видимость, один черт, была крайне неважнецкой.
— Что значит — нету? — удивился Гена, но, в отличие от старшего товарища наблюдение за небом не прекратил, хотя за весь день всего-то и видал, что два Р.24, не то румынских, не то турецких, да одинокий Me-110. — Куда же они делись?
