Нильс припарковался на тротуаре и поднял голову, рассматривая церковь. Прошло шестьсот лет, но жители Копенгагена продолжают отдавать сюда своих детей: на месте монастыря теперь располагаются ясли.
Он немного посидел в машине, глядя, как солнце изо всех сил тужится пробиться сквозь тонкий слой светло-серых облаков. Он смотрел на людей, проходивших мимо по улице. На молодую маму с коляской, на пожилую пару, державшуюся за руки, как молодожены. Красивый зимний день в Копенгагене. Или в Hopengagenʼe, как город окрестили в честь саммита.
Нильс пересек площадь и тут же заметил припаркованную на тротуаре патрульную машину. Даже с большого расстояния было слышно, как какой-то мужчина ругается с полицейскими. Его органы речи, поврежденные многолетним злоупотреблением наркотиками, издавали резкие гнусавые звуки. Полицейские крепко держали его за обе руки.
— Да это не я, придурки!
Нильс уже встречал его раньше, как-то раз ему даже довелось его арестовать. Типичный копенгагенский люмпен, сорняк, от которого все отворачиваются со смесью жалости и отвращения. Наркоману удалось вырваться из рук полицейских, и он пустился в комичное бегство, ковыляя на тощих ногах. Судя по тому, что он почти сразу же уткнулся прямо в Нильса, сегодня был просто не его день.
— Эй, ну-ка спокойнее.
— Отпусти меня, твою мать!
Нильс крепко сжал его руку, дожидаясь, пока подоспеют полицейские. Кожа да кости, казалось, он в любой момент может переломиться пополам. Ему недолго осталось, дыхание воняло смертью. Нильс отвернулся, когда несчастный решил потратить последние силы на то, чтобы выматерить весь мир вокруг.
— Осторожнее с ним, — инструктировал Нильс, передавая его на попечение двум молодым полицейским и заодно предъявляя им свое удостоверение. Один из них явно собирался уложить наркомана на ледяной тротуар, чтобы надеть на него наручники.
— Ну, это же необязательно, правда? — спросил Нильс. Наркоман бессмысленно смотрел на него. — Что он сделал?
— Пытался влезть в подвал под церковью.
— Да это не я! — завопил наркоман. — Ты слушаешь вообще, что я тебе говорю? Я просто искал, где бы ширнуться.
Нильс взглянул на часы. Он уже выбился из графика, так что у него нет времени разбираться, что здесь случилось, если он хочет отработать весь список до шести часов. А он должен успеть. Бедолага все не сдавался:
— А куда нам идти? А? Ну? Куда, по-вашему, мы должны идти, когда нам нужно ширнуться?
Наручники с безобидным щелчком сомкнулись на его тощих запястьях. Нильс обратил внимание на татуировку: красная змея, переплетясь с фиолетовым драконом, обвивалась вокруг каких-то неизвестных Нильсу знаков. Тату была относительно свежей: краски не выцвели и контуры не стерлись. Не какая-то там безличная тюремная ерунда, нет, профессиональная работа. Настоящее маленькое произведение искусства.
