Мать обвиняла Амундсена. В том, что он недостаточно старался, в том, что теперь он может просто уехать домой. Он до сих пор помнит, как она крикнула ему вслед:
— Смерть моего сына — это твоя зарплата!
Амундсен нередко думал об этом, ее слова намертво врезались ему в память. Он частенько говорил себе, что несправедливо увязывать эти вещи. Его работа состоит как раз в том, чтобы внушать надежду. Но мать этого не понимала, и ее слова продолжали преследовать его.
— Смерть моего сына — это твоя зарплата!
Центральный Копенгаген
Нильс снова сверился со своим списком. На очереди Северин Розенберг, предпоследний. После него остается только Густав Лунд, выступающий здесь в роли джокера, математик, нобелевский лауреат. Нильсу даже нравилось, что в деле фигурировали не только избалованные вниманием любимчики прессы, но и темная лошадка. Это усиливало ощущение, что он действительно изо всех сил пытается найти хороших людей, тех, кто хочет и может помогать другим, понимая, что для этого необязательно участвовать в демонстрациях и факельных шествиях на Ратушной площади.
У Нильса не было сегодня времени на какие-то дополнительные изыскания, так что он шел на встречу, зная о своем визави то же, что знает любой датчанин, регулярно читавший газеты в течение последней пары лет, а именно: Северин Розенберг не раз давал приют тем, кому было отказано в политическом убежище. В прессе его называли «пастырем беженцев», часть политических правых сил (а с ними и существенная доля населения) его ненавидела. Но Северин Розенберг не сдавался и продолжал отстаивать свою точку зрения: любовь к ближнему — это любовь к ближнему, и ее невозможно проявлять частично, охватывая только светловолосых и голубоглазых. Человек обязан помогать тем, кто попал в беду. Нильс часто видел священника в телевизионных дебатах, где тот производил впечатление человека талантливого, но немного не от мира сего, идеалиста, который готов пройти огонь и воду, защищая свою веру. Две тысячи лет назад его бы швырнули на растерзание львам в Колизее вместе с другими христианами, которых преследовали за их уверенность в том, что земные блага и любовь можно поделить на всех. В Розенберге было нечто наивное, и Нильсу это нравилось.
Церкви же в целом Нильс находил скучными, считая, что если ты видел одну — ты видел их все. Он всегда так к ним относился, но Катрине, питавшая слабость к большим божественным пространствам, однажды затащила его в церковь Святого духа в Ночь музеев. Какой-то хор пел там латинские гимны, а писатель с длинной бородой рассказывал об истории церкви. Нильс запомнил из рассказа только одно — что в этой церкви когда-то располагался больничный монастырь. Когда в Средние века Копенгаген начал считаться европейской метрополией, в него стали стекаться приезжие: рыцари, богачи и купцы. Такое оживление означало больший приток проституток и рост незаконнорожденных детей. Младенцев часто убивали спустя секунду после рождения. Церковь Святого духа была расширена и получила статус больничного монастыря именно для того, чтобы матери поневоле могли отдать куда-то своих детей.
