— Нет! Здесь же птицы! — Он указывал на пустую клетку. Пара волнистых попугайчиков следила за его движениями с полки. Только теперь Ханна заметила птичий помет — вся квартира была в маленьких круглых серо-белых пятнышках, каждое размером не больше чем старая пятиэровая монета.
— Ну что, вы не собираетесь объяснять, какого черта пришли?
Ханна поймала взгляд Нильса. Карл — не тот, кого они ищут, совершенно точно. В ту же секунду они услышали за окном гул вертолета. Большой «Сикорский» летел низко над крышами.
— Проклятые вертолеты, садятся днем и ночью, — пробормотал Карл. Ханна и Нильс поспешили на кухню, чтобы проследить за вертолетом из окна, выходящего на юго-запад. «Сикорский» шел на посадку, Карл ругался на грохочущем фоне:
— Я ни разу не проспал целую ночь, не просыпаясь, с тех пор, как они построили чертову вертолетную площадку на крыше больницы.
Они переглянулись, и Ханна первой сказала:
— Королевская больница.
Больница Фатебенефрателли, Венеция
Томмасо Ди Барбара прислонился к стене. Солнце снова исчезло. На балконе хосписа не было сейчас никого, кроме Томмасо, но другие курильщики успели побывать здесь раньше: две пепельницы, разрисованные библейскими мотивами, стояли на белом пластмассовом столе напоминанием о декабрьских осадках — вода наполняла их до краев, в ней плавали окурки.
Это была естественная пауза. Они просидели полчаса, не говоря ни слова, потом монах решил еще раз попробовать дозвониться до Магдалины. Томмасо вспомнил о собаке, и монах обещал сам зайти посмотреть, как она там. Он настаивал, чтобы Томмасо сначала посидел немного в одиночестве: когда человек встречает смерть, он должен побыть один, прежде чем снова возвращаться в мир, — так он сказал.
Томмасо вспомнил о родственниках и какое-то время колебался, не позвонить ли им. Дядям, тетям, младшей сестре мамы, которая ни разу за все время болезни ее не проведала. Он вытащил из кармана телефон, увидел оставленное сообщение, но не успел его прослушать.
— Мои соболезнования, господин Барбара.
Голос застал Томмасо врасплох, хотя и был тонким и каким-то стертым, как будто звук доходил издалека, с расстояния тысячи километров. Однако его источник стоял совсем рядом. Господин Сальваторе. Томмасо был с ним шапочно знаком, старику принадлежали несколько туристических магазинчиков в окрестностях площади Сан-Марко. Он был гораздо младше матери Томмасо, но тоже неизлечимо болен.
— Ваша мама. Сожалею.
Голые ноги старика в узловатых венах и седых волосах торчали из-под махрового халата.
