Лилиан изумилась, ощутив удивительный трепет, который возник, казалось, во всех самых неприличных местах её тела, а затем вырвался наружу, обжигая её всю. Никогда прежде ей не хотелось потереться о мужчину, как если бы это сделала кошка от удовольствия. До этого мгновения.
Именно осознание этого, в конце концов, и заставило Лилиан отшатнуться от Саймона. Она вырвалась из его объятий с такой силой, что натолкнулась спиной на перила террасы. Они стояли посреди холодной ночи и смотрели друг на друга, разделенные лунным светом. Дыхание Саймона сбилось, губы были слегка приоткрыты, а руки он сжал в кулаки так, словно пытался овладеть собой.
И Лилиан хорошо понимала, что выглядит почти так же. Губы её, порозовевшие и опухшие, горели от поцелуя, глаза потемнели и горели диким пламенем от желания, смущения и ненависти к самой себе.
Она должна была что-то сказать. Или дать пощечину. Или извиниться. Что-нибудь. Все, что угодно.
Но, в конце концов, она всего лишь приподняла край юбки и унеслась обратно в бальную залу. Единственное, что она смогла сделать, это убежать.
Хотя бал и прошёл успешно, в три часа утра дом почти затих. Те из слуг, кто ещё не находился в кровати, были уже на пути к ней, оставив уборку бальной залы на раннее утро, до того, как гости встанут и начнут требовать чая, печенья, а также по-особому приготовленные яйца.
Завсегдатаи балов, протанцевав до изнеможения, уже либо легли спать, либо наслаждались тайными любовными свиданиями, о которых условились ещё во время приёма. Никто больше не докучал Саймону, и он спокойно уселся за огромный письменный стол из вишнёвого дерева, находящийся в кабинете отца, сколько он себя помнил. Один взгляд на этот стол вызывал в нём целую лавину воспоминаний, и по большей части приятных.
Здесь, в этом кабинете, он рассказывал отцу о своих школьных оценках и получал высокую похвалу, которая потом согревала его до глубины души. Впоследствии здесь же они вели политические дебаты, и это открыло Саймону совершенно новый мир, наполненный ответственностью и долгом. И, в конце концов, именно здесь он стал постигать все тонкости и нюансы того, как быть герцогом, и всё то, что связано с этим высоким титулом.
Улыбнувшись, Саймон оторвался от своих воспоминаний. В данный момент ему предстояло методично просмотреть груду отцовской документации и множество личных записей. Вместо этого он уставился в окно, за которым раскинулся ночной сад, и мысленно унёсся прочь. И только после этого он позволил себе подумать о нежных губах и тихих вздохах.
