Ради этого, как уже было говорено, вовсе не собирался он оставлять выгодную придворную должность. Не способен он был по натуре своей и к литературному раздвоению (очень распространенная позиция многих литераторов 60-70-х годов, когда писалось на продажу одно, а в стол другое). Симонову с его затверженной ролью «верного солдата» интеллектуальные игры такого рода не подходили. Да и хватало у него ума понять, что не дал ему Бог того таланта, что делает писателя читаемым и чтимым посмертно. Книгами своими не откупиться ему было от неизбежной мусорной кучи; стихами утешающими — «Жди меня и я вернусь...» — не надеялся он отмыться от грязи своей эпохи. Оставалось одно: выстроить, придумать вторую биографию, биографию порядочного писателя, бившегося в тисках долга и царской службы.
Делалась эта вторая биография старательно и долго, и при всем том «без отрыва от производства». С одной стороны, в разгар холодной войны отправился Симонов по прямому сталинскому заданию в Америку, сочинил пропагандную пьесу «Русский вопрос» и сборник стихов того же назначения (Сталинские премии 1947 и 1949 годов). Портреты его с орденами и медалями что ни день появлялись в газетах. Но одновременно набрасывал он первые штрихи другого своего портрета. В конце 40-х, во время откровенно антисемитской травли группы театральных критиков (Юзовский, Борщаговский, Данин и другие), особенно досталось Александру Борщаговскому. Его лишили не только хлеба насущного, но даже из квартиры выгнали. Симонов за Борщаговского и других еврейских писателей не вступился, этого устав службы делать ему не позволял. Но, когда экзекуция закончилась, он от своих миллионов дал бедолаге Борщаговскому взаймы 5 тысяч рублей, специально для работы над новым романом.
Слух о филантропическом жесте тотчас распространился по Москве. Факт был из редких. В глазах запуганной столичной интеллигенции Константин Симонов сразу вошел в число благородных личностей. Нареканий со стороны властей за свой жест он не боялся: знал, что затравленный Борщаговский напишет именно то, что от него ждут. И действительно, года два спустя вышел в свет толстенный роман про то, как англичане во время Крымской войны бросили свою эскадру на русский Дальний Восток и как героически отбили эту атаку русские люди. Назывался роман А. Борщаговского «Русский флаг» и по своей направленности мало чем отличался от симоновского «Русского вопроса». В пору «холодной войны» именно таких сочинений в ЦК и желали. Власти остались довольны, прощенный Борщаговский — счастлив, но самые большие дивиденды получил Симонов: за ним прочно установилась репутация благородного, отзывчивого человека, друга гонимых.
