Кожаные башмаки | страница 54



— Д-дум-маешь при-при-приживётся?

— А вдруг?

— Се-сестру м-мою Р-ра-зию в п-пом-мощники не хочешь ли?

Ребята засмеялись и побежали с огорода. Но Миргасим остался.

«А вдруг репа всё-таки приживётся, если её снова в грядки посадить?»

И не такое случалось! Бабушка не напрасно сказывала сказку о злой мачехе, как дала она сыну варёную крупу и послала его в поле сеять. Думала, не взойдёт ничего на том поле, вот и пожалуется отцу на сына, что лентяй, что надо выгнать его из дома. Но варёная крупа пустила корешки в землю, и взошли зеленя. Потому что мальчик работал честно, старался. Вот и пожалела сироту добрая волшебница.

Миргасим ковырял палкой землю и сажал в ямки репину за репиной. Он так увлёкся, так усердно уминал землю пальцами, что не заметил, когда на огороде появился Саран-абзей.

У старика от возмущения язык будто к нёбу прилип. Ни слова не говоря, схватил он усердного работника за шиворот и поволок в деревню.


Глава двадцать первая. У окна

Миргасим сидит в комнате, смотрит в окно. Мелкие брызги осеннего дождя облепили стекло и висят, не скатываясь, не высыхая. Кажется, будто окно паутиной подёрнуто. Сквозь эту паутину дождя смотрит Миргасим на поля, на огороды. Мелкой дрожью дрожит от дождевых капель ботва картофеля, уныло понурили свои тяжёлые головы рослые подсолнухи.

«Скуч-чч-но, скуч-кучно, скучно!» — жалуются мокрые воробьи на стене сарая, под навесом.

Миргасиму тоже скучно-скучно… Кто это показался там вдали, на тропе? Это Карима-апа, вдова кузнеца Насыра. Не сразу её узнаешь. Прежде ходила так, словно пружинки были у неё в пятках. Теперь этого не скажешь, стала тётя Карима другая. На ней старый брезентовый плащ, лица её не видно, голова закрыта капюшоном, шагает сгорбившись.

Чуть свет выходит она теперь из дома, спешит в правление. Там она счетоводом работает. После обеда идёт на ферму — работает конюхом. Лошадей скребёт, конюшни чистит, корма возит.

— Так сердцу легче, — говорит она.

А прежде не то что вилы, но даже лопаты в руки не брала. Насыр-кузнец не допускал.

«Наша мама золотой тюльпан на зелёном стебле, — говорил он детям, — не позволим ей грустить, не дадим увянуть».

Она только за цветами ухаживала да детей обихаживала. Была весёлая, быстрая, как девочка. Любила она создавать уют в своём доме. То скатерть расцветит пёстрыми шелками, весёлыми узорами, то половичок соткёт удивительной красоты, даже ступить на него было боязно. О цветах и говорить не приходится — краше во всей деревне окон не найдёшь. Ни у кого на окнах таких цветов нет.