- Мой мальчик. Мой глупый, наивный мальчик.
Ферин посмотрел ей в лицо, чувствуя, как слезы сбегают под воротник. Так сильно он не любил никого и никогда.
Беда пришла внезапно. Вокруг вдруг потемнело, и Ферину показалось, что он остался один. В этой сплошной темноте нашел его зов:
- Сын!
Голос отца пришел в голову вместе с режущей болью.
- Сын! Не делай глупостей!
Ферин застонал, сворачиваясь в клубочек. Он впервые в жизни не хотел, не имел сил подчиниться приказу.
- Она вернется туда, где ее место. У вас еще есть время проститься. Когда я приду к вам... ты ее больше никогда не увидишь. Приказываю тебе остаться там, где ты сейчас находишься. Приказываю тебе остаться там вместе с ней.
- Архан! - ее голос вместе с ее плачем продрались через боль, и черный туман вдруг отхлынул.
Он снова мог дышать, но он не дышал, он задыхался. Держался за нее, как за последнюю соломинку и бился в дрожжи. Она все поняла. Обняла крепко, прижала к себе и прошептала:
- Не горюй, душа моя. Так должно было случиться.
- Никто другой... - Ферин нащупал на поясе кинжал. - Никогда... - сжал пальцы на прохладной рукояти, - к тебе не притронется! Ты моя!
Отец примчался в таверну слишком поздно. Его наследник вжался в угол между стеной и кроватью и, выставив вперед окровавленные руки, с ужасом уставился в свои ладони.
- Боги... - прошептал мужчина, подбегая к сыну. - Что ты наделал!
Ферин засмеялся. Сначала тихо, икая, потом все громче, громче, пока смех его не прервала пощечина. Отец схватил его за шею, грубо сжал пальцы. Ферин почти потерял сознание. Его заставили подняться, вжали в холодную стену, и, подчиняясь безмолвному приказу, Ферин посмотрел в загорающиеся синим глаза отца. Он попытался сглотнуть, но слюна застряла в горле комом. Тело не слушалось. Душа внимала приказу главы рода, и слова впились в память мертвой хваткой:
- Ты никогда не расскажешь никому о том, что здесь произошло. Ты никогда не позовешь на помощь виссавийцев.
И добавил своему харибу:
- Прибери тут! Быстро!
Последнее, что помнил Ферин прежде, чем потерять сознание, это почтительно-холодный поклон хариба отца.
На следующий день отец уехал в столицу. Последний взгляд его, брошенный на сына, ласков не был. Скорее - полон презрения и разочарования. Тот показался Ферину даже больнее темной дырки внутри, которая образовалась у него после смерти рабыни из Дома Презрения.
