- Но ты заставляешь меня убить!
- Я заставляю тебя быть сильным и принять непростое, но необходимое решение, - поправила хранительница, все так же не повышая голоса. - Рэми, пойми, это необходимо. Это единственный шанс клана, Рины... и Мираниса. Без силы вождя тебе никогда не одолеть Алкадия. А здесь вы оставаться не можете... другим способом защитить принца я не могу... решай...
Решай...
Рэми сглотнул. Что тут решать?
- Рина носит ребенка Армана.
Рэми содрогнулся. Она читает его мысли, читает его чувства, знает, где тронуть, где надавить, чтобы Рэми ей подчинился, сделал так, как она хочет. А чего хочет сам Рэми?
- Я никогда не убивал хладнокровно, - сказал он.
- Иногда приходится, - ответила хранительница. - Элизар или Миранис, Рина, Арман, их неродившийся ребенок, потом будет Алкадий или Миранис. Не убьешь вовремя, потеряешь кого-то из них.
- В Элизаре течет та же кровь, что и во мне.
- Он - ошибка судьбы.
- А если и я? Ошибка?
- Время покажет, - честно ответила хранительница.
- Ты убила моего неродившегося сына, чтобы я выжил. Ты готова убить Элизара, чтобы...
- ... выжил Миранис. А вместе с ним - ты. Такова жизнь и пора повзрослеть... вождь.
- Элизар силен. Что будет, если он убьет меня? Ты меня возродишь, и мы попробуем снова?
- Ты до сих пор не понял? С тех пор, как он тебя убил, он потерял расположение богини. Он думает, что вождь - он, но вождь - ты. Пожертвовав собой, дав себя убить, ты уже выиграл... он уже мертв. Осталось за малым.
За малым... Воткнуть ему нож в спину.
Рэми ненавидел богиню, за то, что поставила его перед выбором. Но еще больше он ненавидел себя, потому что выбрал убийство.
- Возьми!
Не поднимая глаз, Рэми сомкнул пальцы на прохладной рукояти кинжала.
В замке вождя было прохладно. Буря за окном уже приутихла и теперь лишь тихонько всхлипывала, царапая стекла ветвями деревьев.
Рэми криво улыбнулся: в менее подходящее время хранительница его перенести не могла: все тот же стол, все та же раскрытая книга, все та же медленно догорающая свеча.
Рэми задумчиво подошел к столу, провел кончиками пальцев по прохладной, глянцевой поверхности. Пальцы почувствовали что-то липкое - кровь еще не успела до конца высохнуть - и почему-то тихое до этого море силы внутри томительно отозвалось, узнавая не саму кровь, а застывшее в ней дыхание смерти. Его, Рэми, смерти.
Пламя свечи вдруг дернулось, в последний раз, и погасло, погрузив комнату в тягостный полумрак. Танцевали на столе тени ветвей, вновь заплакал за стенами ветер, ломаясь в стены замка, и Рэми горестно вздохнул.
