Ставлю свечи к алтарю, чтобы они освещали картину. Теперь лишь Мадонна с младенцем будут скрашивать мое одиночество. Только сейчас заметил на полотне еще два персонажа: мужчину и женщину по обе руки от трона – мученики, судя по всему. Печальные лица, обращенные к небу взоры; ничего особенного, девушка куда интереснее.
Она чуть склонила голову набок и смотрит вниз и в сторону, словно бы поглощенная своими мыслями. На ней простенькое розовато-оранжевое платье, голубая накидка с капюшоном, на ногах – красные сандалии. Совсем молоденькая девчушка, лет пятнадцати, а младенец на коленях – крупный, упитанный. Она держит его, приподняв под мышки, и он опирается на ноги. Матери часто так делают, чтобы сыновьям казалось, будто они сами стоят, а те даже не догадываются. Материнская любовь так щедра и так мало получает взамен!
Мадонна не хвастается ребенком, которому назначено стать Богом и провернуть самый потрясающий трюк в истории человечества: вернуться с того света. Здесь нет преклонения перед царственным величием. Вокруг ее головы светится еле заметный нимб, столь миниатюрный, что я его поначалу и не заметил: слабый золотистый отсвет. Девушка сидит в кресле под балдахином, и почему-то складывается впечатление, что ей там неуютно – будто бы ей сказали: «Сядь и сиди», что она и делает. Эта девочка – сама еще ребенок и вместе с тем мать. Так бывает.
Вспомнилась Ханна с малышом Манфредом, а потом я подумал о своей матери, и мне нарисовалось, будто бы этот пухлый малыш – я, а мать сидит, склонив набок голову, и смотрит куда-то вдаль. Я вызвал в ней эту задумчивость? Держит меня, чтобы я думал, будто стою на ногах без посторонней помощи. Любит и отпускает.
Ах, мама…
Я ни разу не поблагодарил тебя за то, что держала меня на руках. Я даже не подозревал, что ты всегда рядом, хотя и знал, что в трудную минуту ты придешь на помощь. Твоя жизнь остановилась с моим рождением – а может быть, потекла в ином русле? Люби меня, но не слишком сильно – я этого не переживу. Мне нечем тебе отплатить. Пойми, пожалуйста, я не жесток и не бессердечен, но все равно уйду.
Я жесток и бессердечен.
Меня распнут, и я умру на кресте, но не вернусь с того света, потому что так бывает только в сказке, а твое сердце будет разбито. Уходить надо по-другому. Давай перепишем историю, здесь и сейчас, в этой церкви при свете фитиля. Ты долго меня любила. Встань со своего красного трона и опусти меня на землю, чтобы я мог уйти. Твой мальчик сам замечательно справится. А потом, когда я больше не буду в тебе нуждаться, я тебя полюблю, и когда ты умрешь, буду жить с разбитым сердцем. В качестве расплаты.
