– Где ваша повозка? – спросила она.
Повозка? Бальдазар недоуменно пожал плечами. Не было у него никакой повозки – даже и лошади не было.
– Я не иметь, – ответил он и одарил ее лучшей из своих улыбок. – Мы гулять пешком.
– Пешком? – эхом отозвалась она. – В такую жару? Вы, верно, спятили.
– Нет, – покачал он головой, – мы гулять, – и, наклонившись вперед, попытался нежно, но настойчиво потянуть за собой громаду ее руки.
В тени огромной шляпы вспыхнули щеки, а оливковые глаза просверлили его насквозь.
– Вы хотите сказать, – ее голос сорвался на истеричный визг, – что у вас нет даже телеги? У вас, с вашим огромным домом, о котором вы мне все уши прожужжали?
В следующее воскресенье, хоть ему и пришлось вышвырнуть деньги на ветер, словно какому-нибудь миллионеру с Парк-Авеню, он притащился к аптеке Сиагриса в наемном кабриолете. День стоял ясный, высокое солнце палило немилосердно, и на втором этаже аптеки все прошло по тому же сценарию, что и в прошлый раз, разве что теперь Бальдазар чувствовал себя несколько увереннее. Он держался с Сиагрисом на равных и даже отпустил мудрейшее замечание относительно жары и здоровья детей, затем провел Ариадну, которая на прошлой неделе отказалась идти дальше первой же скамейки у парка в конце улицы – к выходу, вниз по ступеням и усадил в кабриолет, как настоящий cavaliere. Бальдазар не любил лошадей. Они были большими, грубыми и дорогими. Им требовался постоянный уход, подковы, ветеринар и овес, и впряженная в кабриолет лошадь также не являлась исключением. Это было тупое, напыщенное, широкозадое животное с пестрой пастью, в высшей степени непокорное удилам и перечащее любому желанию человека. Пока они добрались до бальдазаровых владений, он взмок от пота, пытаясь справиться со своенравным созданием. Каждый дюйм его одежды пропитался соленой влагой как губка, а сам он был на грани нервного срыва. Во время поездки он настолько сосредоточился на своем нелегком деле, что не сделал ни малейшей попытки завести беседу и, остановившись наконец в тени своего любимого дуба, Бальдазар повернулся к Ариадне и заметил, что она столь же далека от того, чтобы получить от прогулки удовольствие, как и он сам.
Ее шляпа съехала набок, рот сжался в узкую линию. Она блестела от пота, руки горели, как только что обжаренные в масле пончики, а лицо покрывал тонкий слой налипшей на влажную кожу пыли. Она сосредоточенно нахмурилась.
– Ну, и где все? – строго вопросила она. – Почему мы тут остановились?
