— Бифштексы — слишком дорогое удовольствие. Возьми лучше печенку. Это тоже вкусно.
Кухаркой у него работала женщина лет сорока пяти с бесформенной талией и честным, но грубым и некрасивым лицом, шершавая кожа которого была покрыта черными точками.
— Печенка не всегда бывает.
Он сел за стол, где его уже поджидала на тарелке вареная лапша из желтого теста. Кухарка поставила перед ним чашку кофе с молоком.
— Ах! Моя старушка! — произнес он небрежно.
И не двигаясь с места, обхватил рукой ее бедра.
— Толстый боров, — в ее голосе звучали нотки восхищения.
Он заржал своим красивым ржанием и поднял к испещренному черными пятнышками лицу свои безупречные черты.
— Толстый боров, — нежно повторила она.
— Пошли, — сказал он.
Он встал, задрал юбку кухарки, положил руку на ее огромный зад, и они направились в спальню.
Вот таким образом красавцу Четрилли удавалось сохранять с другими женщинами то абсолютное хладнокровие, которое, по его мнению, должно было сводить их с ума гораздо надежнее, чем самые трудоемкие подвиги в постели.
Семь часов.
Госпожа Сатриано только что вернулась с площади. Она вошла в гостиную. Там сидели Форстетнер и Андрасси.
— Вот, — протянула она Андрасси пакет. — Это плавки. Я подумала, что для молодого человека, как вы…
Она смело посмотрела на Форстетнера.
— Купание в вашем возрасте очень полезно.
— О! Спасибо, синьора.
— Надеюсь, я угадала ваши размеры.
И она сильно покраснела.
— Не правда ли? Это было…
Она развернулась на каблуках и ушла в свою комнату.
Светила луна.
Дома были залиты лунным светом.
Массивные тени.
И еще Вос, и Мейджори Уотсон, и граф Танненфурт, бывший камергер Вильгельма II.
Вос — очень длинный, Танненфурт, два метра в высоту и соответственно — в ширину, Мейджори между ними — как маленькая девочка.
— Вот, — сказал Вос.
Он открыл калитку виллы Мейджори Уотсон, посторонился, подставляя свою длинную щеку для братского поцелуя.
— Good night! — сказал он.
Танненфурт чопорно поклонился.
— Станни! — воскликнула Мейджори.
Вос, освещенный луной, повернул к ней лицо, открытое, как вопросительный знак.
— Станни, останься еще ненадолго со мной.
— Но… — замялся Вос, — я возвращаюсь с…
Он кивнул в сторону Танненфурта.
— О! Граф, — обратилась Мейджори своим самым светским голосом, — не позволите ли вы ему задержаться у меня? Мне нужно с ним побеседовать.
Танненфурт сделал застенчивый жест рукой, как бы говоря, что его не стоит принимать во внимание, что только от излишней доброты можно спрашивать его мнение. И с высоты его двухметрового роста раздался смущенный смех.
