— Сейчас я буду собирать деньги за выступление! — закричал блондин, нервно подергиваясь.
Он взял тарелку, положил на нее сложенную салфетку. Он был очень грациозен в расстегнутой до четвертой пуговицы рубашке, со своим свисавшим на грудь медальоном и крупным мальчишеским ртом. Люди смеялись, протягивали издали банкноты, потряхивая ими и косясь украдкой, чтобы убедиться, что их видит князь Адольфини, или миссис Уотсон, или леди Амберсфорд.
— Похоже, сталелитейный король. Огромное состояние. В прошлый раз она пригласила целый оркестр, чтобы он играл для нее одной.
— Мне сказали, венгр… со стариком, разумеется.
Жако остановился перед каким-то ворчуном, который ничего не хотел давать и возражал писклявым голоском с явным французским акцентом, глотая слоги.
— На музыку и музыкантов.
— Я не люблю музыку.
— Ну, тогда просто мне.
Сбор денег закончился, но среди общего веселья никому и дела не было, кому пойдут эти деньги. Кроме доходяги с гитарой, который в какой-то момент наивно подумал, что Жако вручит их ему.
— Бесси, — вдруг тихим голосом, но строго спросила леди Ноукс. — Бесси, где ваша вилка?
— Официант уже взял ее у меня, — жалобным голосом сказала Бесси.
— Это правда?
— Правда.
— Что ж, ладно, — согласилась леди Ноукс, беря третий банан.
У нее есть свои принципы: банан — фрукт питательный.
— Вы всегда живете здесь? — спросил у нее сладким голосом Форстетнер.
Официант принес счет и неопределенно держал его перед собой в вытянутой руке. Поскольку никто не торопился его брать, Форстетнеру пришлось заплатить за всех.
— Рассчитаемся потом, — заметил он на всякий случай.
— Вот моя доля, — сказал Вос.
Он протянул свои деньги так, чтобы все видели.
Впрочем, напрасно: Адольфини вдруг заинтересовался кошкой, которая весьма кстати пришла потереться о его стул. Что же касается Жако, то было совершенно очевидно, что тому и мысль об оплате счета не могла прийти в голову.
— Ну, так что? Что будем делать? — поинтересовалась Ванда Адольфини, и глаза ее заблестели.
Это была очень худая женщина, кожа да кости, но с крупным, выпяченным вперед ртом, напоминающим какой-то плод. Она была вся в черном — блузка и брюки. В этом году черный цвет был очень моден. И красный кожаный пояс, на котором было выбито золотом ее имя.
— Идемте ко мне, — пригласила Мейджори.
Такого предложения ждали, и оно было принято без ненужных колебаний. На ступенях церкви они встретили еще Ханса Блутке, немецкого художника. И хотя никто его не звал, он охотно присоединился к кортежу. Ханс-весельчак оказался удачной находкой. Всю дорогу, пока они шли, сначала по отлогой улице, потом по улице, окаймленной деревьями, он изображал в тихой ночи то тромбон, то корнет-а-пистон.
