Ярополку понравился рыжий Лют. Спросил:
– Ты на конях любишь скакать?
Лют поморщился.
– Меня учат ездить без седла. До крови задницу набиваю, а седла все равно не дают.
– Я тоже на конях скакать не люблю! – обрадовался Ярополк. – Я люблю струги.
У Люта глаза стали как щелочки.
– Вот станешь князем, пойдем на Царьград. Там всего добудем. И греческий огонь, и тайные книги, и гречанок.
– Гречанок?! – удивился Ярополк. – Зачем?
– В жены! Гречанки самые красивые на белом свете.
Ярополку добывать гречанок показалось делом пустым, но, чтоб сделать Люту приятное, согласился:
– Ладно.
– Чего-то шумят! – насторожил рыжие уши Лют. – Пойдем посмотрим?
Посмотреть было на что. В дом Свенельда явилась великая княгиня Ольга с дядькой князя Святослава, с древним Асмудом.
Свенельд и Святослав за братиной кроваво-ярого греческого вина, забыв все на свете, говорили о Хазарин. Прикидывали, возможно ли одолеть силу кагана.
– Еще князь Олег отвадил славян платить дань кагану! – с жаром говорил Свенельд. – И до чего дожили?! Стольный Киев – данник Белой Вежи, Итиля… Ты молод, а решил мудро. Чтоб пересохла большая река, нужно отвести от нее малые реки. Хочешь ударить на буртасов. Зело! Отсечь от Хазарии север – все равно что отрубить ей одну ступню. Пусть хоть дальше не шагает, не богатеет. Твоя дружба с гузами – похвальна. В одиночку воюют глупые гордецы да корыстолюбцы.
Святослав покраснел. Свенельд увидел это и подосадовал на себя: за корыстолюбие поплатился жизнью отец Святослава. Пошел к древлянам за данью с малым числом людей, чтоб не делиться со многими… Поспешил отвлечь князя:
– Греки воюют всегда в союзе с сильными, а то и подавно чужими руками.
– У гузов кони, – сказал Святослав. – Они – мой буйный ветер.
– А дороги к буртасам у тебя проверены? – спросил Свенельд.
– Уже другой год по тем дорогам рыщут мои люди.
– Святослав! – радостно воскликнул воевода.
Князь схватил его за плечи.
– Поможешь ли отворить дверцу клетки?
– Князь – ты озарение моей угасшей жизни!
Обнялись.
И тут появилась Ольга…
Асмуда несли на скрещенных руках двое слуг.
После приветствий, нарочитой радости грянула минута невыносимого молчания. Свенельд не решился перекинуть через эту пропасть соломинку пустого разговора.
– Не ведаю, сказано ли кем: сын, не обойди дом матери твоей! – молвила Ольга с высоты собственного стула.
Этот стул, принесенный телохранителем, поразил более всего. Ольга дотронулась длинными перстами до висков:
– Если пророки этого не говорили, да простит мне Бог – велеречие…
