– Пульс? – отрывисто бросил он.
– Нитевидный, слабого наполнения, – ответил один из врачей. – Давление падает. Сейчас сорок на семьдесят.
– Введите антидот, – приказал профессор. – Восемь кубиков в сердечную мышцу. Быстро!
Врач, которому наконец удалось наполнить шприц, неуверенно посмотрел в сторону генерала Ремезова.
– Это опасно. Слишком большая доза. Мы можем потерять контроль.
– Контроль сохранится, – уверенно сказал профессор. – Но уровень внушаемости значительно снизится. Чего же мы ждем?
– Вы гарантируете, что он останется управляемым? – с недоверием спросил генерал.
– Господи! – тяжело вздохнул профессор. – Что за торги! Тут человек умирает…
– Вы не ответили на вопрос, – настойчиво произнес Ремезов. – И не забывайте, профессор…
– Я ничего не забываю! – вспыхнул тот. – И не нужно меня пугать. Хорошо, я гарантирую… А теперь нужно ввести антидот, иначе мы потеряем этого человека. Если уже не потеряли.
– Добро, – наконец произнес генерал и кивнул врачу. – Что же вы стоите? Сделайте ему укол!
Фомин медленно обошел кровать, остановился у изголовья и поправил сползшую набок подушку. В сутолоке никто не заметил, что из пальцев Фомина при этом выскользнул крохотный, размером с булавочную головку, предмет.
А затем Фомин сделал нечто совершенно неожиданное, и в первую очередь для самого себя. Он наклонился к Ермакову и вполголоса произнес:
– Ермаков, вы слышите меня? Это я, Фомин! Майор Фомин, помните? Возвращайтесь!
– Меня зовут Ермаков.
– Ты повторяешь эту фразу уже десятый раз, – произнес мелодичный женский голос. – Придумай что-нибудь новое. И отпусти руку, мне больно!
Ермаков только сейчас заметил, что рядом с ним стоит девушка, чью руку он сжимает своей огромной пятерней, словно опасаясь, что она вырвется и убежит. В голове у него был полный хаос, в ушах что-то непрерывно стреляло и взрывалось, но самочувствие быстро улучшалось. В памяти промелькнули обрывки воспоминаний о голубом тоннеле, оранжевом зареве и протянутой навстречу женской руке.
– Ермаков, отпусти руку! Ты мне ее сломать можешь!
– Стой тихо, – вполголоса произнес Ермаков. Он ослабил хватку, не выпуская при этом женской руки из своей ладони.
Он осмотрелся вокруг. Местность выглядела незнакомой. Они стояли посреди зеленого луга, трава была мягкой и шелковистой и едва заметно колыхалась под легким дуновением ветра. Слева от них, на опушке леса, деревья росли очень плотно, сплошная сине-зеленая стена. Еще дальше, за верхушками лесных исполинов, в легкой дымке угадывались заснеженные вершины гор. Справа в нескольких десятках метров густели заросли тростника, и оттуда на них повеяло свежестью. Небо было безоблачным, солнце находилось в зените, но особой жары не ощущалось. Воздух очень чистый, с едва уловимыми запахами степных трав и земляники. Но что-то в этом мире было не так, и Ермаков не сразу разобрался, в чем тут дело.
