Мы спустились к реке. Иван остановился на мосту, засмотрелся в мутную неприветливую Яузу.
– Ты что, решил тащить меня в политику? – спросил я.
Он вынул из кармана спички. Зажёг одну и выпустил из пальцев, проследил, как она тухнет на лету и падает в воду, медленно плывёт по течению.
– Я изложил, что наболело. Теперь мне легче перейти к делу. Пойми, я не против мафий, семейственных кланов. Сейчас любая организация – прогресс в сравнении с анархией и либеральным индивидуализмом. В том числе с моим и твоим проклятым индивидуализмом образованных интеллигентов…
Я знал, что он прав, но не смог удержаться от защиты личной свободы.
– Да уж догадался. Ты и твой бизнес жаждите порядка, чтоб оставить меня без работы.
– Но пока порядка нет. Недавно человек человеку был волком. По правилу: не ты – так другие, не другие – так ты. К этому я приспособился. А теперь волчьи стаи рыщут по лесу отечественной собственности и не щадят никого из одиночек. Образно говоря, первоначальное развитие нашего капитализма заканчивается, мы вползаем в стадию империализма. Вся прибыльная собственность и капиталы поделены и разворованы, пришло время перераспределения.
– То есть, ты хочешь остаться свободным одиночкой, а ввязаться в…
Моя левая бровь потянулась вверх, изгибаясь в вопросительный знак.
– Совершенно верно. В войну за передел. У меня нет выбора. Либо банкрот, благодаря либеральной тупости нашей власти, либо осторожным браконьером влезаю на территорию одного из кланов, который прикрыт режимом.
– А отец Вики один из хозяев этой территории?
Он резко прижал к губам указательный палец.
– Не будем уточнять. По возможности. – Его взгляд вновь опустился к реке. – Мы стоим здесь, – он понизил голос, – а вполне возможно, совсем близко от нас, течение волочит по дну покойника; обезображенного до неузнаваемости. И вероятней всего, оказался он там не по собственному желанию.
Он отвернулся, оторвался от чугунного ограждения. Мимо нас прошла седовласая женщина в выцветшем пальто и с блеклой сумкой из кожзаменителя, затёртой и изъеденной трещинами. Сумка обвисала под весом батона, краем торчащего у ручек. Женщина шла тяжело, сутулясь, и никуда не торопилась.
– Не знаешь, – спросил я, – почему у него нет особняка?
– А тебе хочется, чтоб у них был?
– Да брось! Просто интересно, зачем рвать глотки ради обогащения, а жить не в особняке.
– Наверное, он умнее, чем ты думаешь. А может, ещё строит. Главное, не особняки, а капитал. К чему мне особняк здесь, если хочу быть свободным и мотаться по всему миру? Лучше куплю виллу где-нибудь у моря, на известном курорте.
