«Не девственница…»
Не произнеся ни слова, Антония отняла руку от его лица, затем одернула юбки и села. Рейнло невольно почувствовал себя покинутым.
Ни он, ни Антония не были созданы для тихой, безмятежной жизни. Невозможно вечно лежать, вспоминая счастливые мгновения пережитого блаженства. И все же Рейнло стоило немалого труда подняться и сесть, привалившись спиной к стене.
Темный силуэт Антонии четко выделялся на фоне звездного неба, видневшегося в квадрате окна. Она сидела, подтянув колени к подбородку. Ее светлые волосы, рассыпавшиеся по плечам, слабо мерцали в сиянии звезд.
Рейнло не помнил, как вынимал из них шпильки. Он был так одержим желанием, что в его памяти сохранился лишь пьянящий восторг обладания. Он и впрямь вел себя как дикарь.
Антония посмотрела на него сквозь темноту.
— Меня хватятся, если я задержусь, — прошептала она.
Что? Рейнло растерялся. Эта ошеломляющая близость не повторится?
Подавшись вперед, он схватил Антонию за плечо.
— Мы еще не закончили.
— Закончили.
В ее словах звучала непреклонность. Стряхнув руку Рейнло, Антония подвинулась в угол скамьи.
— Опасности нет. Никто не заметит твоего отсутствия. Останься.
Казалось, его настойчивый хриплый шепот повис в воздухе. Словно Рейнло просил Антонию остаться не на какой-то час, а навсегда.
Навсегда… Черт возьми, он привык жить одним днем, не думая о вечности. И теперь впервые пожалел об этом.
— Останься, — повторил он вкрадчиво.
Однако старания его не увенчались успехом.
— Я не могу.
— Я был груб с тобой?
В хриплом голосе Рейнло слышалось искреннее смущение. Пусть он пытался обольстить Антонию, но это не означало, что каждое его слово — ложь.
— Я вел себя непростительно. Меня ослепила страсть, это мое единственное оправдание. В следующий раз я буду нежнее.
Он думал, что труднее всего умолять. Но теперь он готов был оправдываться и извиняться. Маркиз Рейнло никогда не просил прощения.
Антония издала сухой смешок.
— Не глупи, Николас. Ты не сделал ничего, что не отвечало бы моим желаниям.
Рейнло, сгорая от стыда, облегченно перевел дыхание. Уверенный в себе, он обычно довольствовался лишь собственными суждениями, не ища подтверждения у других. Но Антония Смит была необычной женщиной. С ней все было иначе.
Немного помолчав, она добавила с горечью:
— По крайней мере, мы не лгали друг другу. В нежности чувствовалась бы фальшь.
Рейнло подавил безумный порыв возразить ей. За необузданным желанием скрывалось уважение, симпатия и… нежность. В то мгновение, когда Антония мягко коснулась его волос, его каменное сердце дрогнуло — столько неизъяснимой нежности таилось в ее жесте. Пусть над ними властвовала страсть, это не означало, что они не испытывали ничего, кроме страсти.
