Маркиз был законченным негодяем. Но даже отъявленный подлец не посмел бы воспользоваться слабостью женщины в подобных обстоятельствах.
— Кассандре повезло, что у нее есть вы, — с чувством произнес Рейнло.
— Почему вы так добры ко мне?
Маркиз узнал прежнюю, недоверчивую, осмотрительную Антонию.
— Понятия не имею, — честно признался Рейнло.
Искренность давно стала для него непозволительной роскошью, ведь его отношения с женщинами не отличались глубиной.
Сдавленный смех Антонии оборвался рыданием:
— В этом мы с вами похожи.
Рейнло ласково погладил ее по волосам, отводя с лица влажные пряди. Ресницы Антонии слиплись от слез, губы распухли. Рейнло едва сдержал желание снова поцеловать ее.
Он ощутил, как к горлу подступил ком. Боль стеснила грудь, и распутные помыслы рассеялись, вытесненные странным, неясным чувством. Он мучительно подыскивал слова ободрения. Ему отчаянно хотелось, чтобы глаза Антонии вновь засияли радостью.
— Вы и опомниться не успеете, как Касси заставит вас гоняться за ней по всем бальным залам Лондона, — сказал он, сам не веря своим словам.
Пухлые губы Антонии скривились, словно она распознала обман.
— Вы бы охотно ее подзадорили. — Мисс Смит прерывисто перевела дыхание, лицо ее страдальчески исказилось. — Надеюсь, вы правы, Николас. Господи, хоть бы вы оказались правы!
Рейнло потрясенно замер. Антония спрятала лицо у него на груди, вцепившись дрожащими руками в его рубашку. Всего однажды она сама, без его просьбы, назвала Рейнло по имени. Имя слетело у нее с языка, когда она подумала, что убила маркиза. Но теперь в сломленной, оглушенной горем женщине, рыдавшей у Рейнло на груди, трудно было узнать воинственную жрицу добродетели, огревшую его кочергой. От того ангела мести осталась разве что внутренняя сила. Даже теперь, когда Антония, горько плача, лежала в объятиях Рейнло, в ней чувствовалась неустрашимость. Должно быть, с того дня как заболела Касси, Антония не позволяла себе дать волю слезам.
Горячая влага обожгла кожу Николаса. Поддавшись внезапному порыву, он обхватил ладонями голову Антонии, крепко прижимая ее к себе. Губы его сами собой зашептали глупые слова утешения.
Он не знал, как помочь ей и смогут ли его слова пробиться сквозь туман ее печали. Антония горько, безутешно рыдала, прильнув к нему, отчего Рейнло переполняло желание кого-нибудь поколотить.
Наконец она затихла.
Рейнло нравился непокорный, мятежный нрав Антонии, ее живой острый ум, но баюкая ее в своих объятиях, чувствуя, как ее настороженность сменяется доверием, он испытал ни с чем не сравнимую радость. Рейнло знал, что никому нельзя верить и Антония, подобно большинству людей, когда-нибудь предаст его или разочарует, заставив усомниться в ее искренности. Однако сейчас он не мог не поддаться этому чувству. Слишком велик был соблазн.
