Зона номер три | страница 48
Дела у фирмы шли успешно, но положение было бы таким же и без его участия. Еще до внедрения он уяснил нехитрую специфику функционирования подобных «Русскому транзиту» финансовых волдырей. Чтобы выкачивать деньги из воздуха, требовалось лишь запустить примитивный маховик перегонки средств и расставить на узловых точках сведущих и заинтересованных людей, дальше машина работала по инерции, подобно несуществующему якобы в природе вечному двигателю, и оставалось только следить, чтобы в какую-нибудь шестеренку не залетела соринка, могущая заклинить весь цикл. Но на то и существовал спецнадзор во главе с Кешей Козырьковым, недреманным оком «Русского транзита», бывшим коллегой из пятого отдела Управления.
Командировка в бизнес затягивалась, и Сергей Петрович чувствовал, что все дальше отодвигается от каких-то очень важных событий. Он всегда жил с ощущением, что его поезд вот-вот уйдет, и надо спешить, чтобы потом не цепляться за подножку. К сожалению, он не знал, какой это поезд и куда он катится, тем самым походя на большинство нормальных людей на этой планете. Как-то в добрую минуту генерал Самуилов очень точно определил его сущность: «Ты не Сократ, голубчик Сережа, твой способ постижения истины — это движение».
Майор не обиделся, потому что это было правдой. Однако он отнюдь не считал, что жажда действия, томившая его душу, равнозначна хаотичному мельтешению бактерии под микроскопом. Как раз он понимал, что именно избыточность, неконтролируемость энергии является причиной всех бед на земле, от обыкновенного преступления до атомного взрыва. И все же усмирить зло, уже вырвавшееся на волю, способна не мысль, не рассуждение, пусть самое эффектное, а лишь адекватный встречный удар. Да, он не Сократ, но он и не стремится им быть. Есть люди, как Самуилов, которые в тиши кабинета, получая огромное удовольствие, планируют и рассчитывают направление удара, а есть такие, как он, которые его наносят. Каждому свое, сказано у апостола. Каким родился, таким и помрешь. Крестьянин пашет землю, ученый изобретает порох, балерина танцует Жизель, чечен точит кинжал, еврей считает деньги, врач лечит больных, рыба мечет икру — и никому не обидно, каждый при своем деле. Попробуй, перемешай всех местами, и получится нечто еще более бредовое, чем нынешняя российская действительность. Конечно, бывают исключения из правил, каковым является его любимый друг и брат Олег Гурко, могущий быть и тем, и другим, и третьим, и четвертым, и везде будет хорош, но что это доказывает? Пожалуй, ничего другого, кроме того, что в Господнем курятнике предусмотрено появление многоликих, многогранных людей, но каково их истинное предназначение, неведомо им самим. Сергей Петрович восхищался своим другом, иногда завидовал, но всегда к этому примешивалось странное, вроде бы неуместное сочувствие и жалость. Так мудрый ваятель смотрит на тончайшее произведение искусства, любуясь им, но сердцем сознавая его надмирную хрупкость. Да, Олежек был хрупок, деликатен, забавен, восприимчив, чрезмерно чувствителен, но все же доведись Сергею Петровичу самому выбирать себе врага, он предпочел бы двух генералов Самуиловых плюс всю московскую мафию одному Гурко.