— Я пять хорьков поймал и убил восемь лисиц. Чего тебе от меня надо?
— Поймай выдру! Я рыбак, что мне за дело до лисы и хорька? Меня зло берет, когда я нахожу тут убитого карпа, там сома. Эта свинья не съедает их, убьет, откусит немного и бросит. Ты же не будешь отрицать, что выдра губит рыбу ?
— Конечно! — раздраженно ответил егерь. — Здесь где-то она, наверно, — и он сердито топнул ногой в нескольких метрах над Лутрой. — Но мы имеем дело с какой-то старой стервой, хитрой шельмой, которую только случай может дать нам в руки.
Поглядывая наверх, Лутра чесался, хотя блох у него но было.
Ему не нравился этот топот и слишком близкие человеческие голоса.
Рыбак скрутил цигарку и сунул кисет егерю.
— Закуривай, Миклош. Леший побери твою выдру!
— Если бы она была моя!
— Мельник говорит, она таскает у него гусей. Средь бела дня одного уволокла.
— Ничего подобного. Я сам видел. Гуся утащил сом. Видно, огромный сом, ведь когда гусь пропал, вода сразу поднялась, точно затонула телега.
— Да ну! — рыбак посмотрел на егеря, и глаза у него заблестели. — Да ну!
— Говорю тебе. И не приставай ко мне с той выдрой, она и так в печенках у меня сидит.
— Я и не собирался тебя дразнить, сам знаешь: когда разозлишься, то и наговоришь лишнего. Но с тем сомом неплохо бы поесть из одной миски, как думаешь?
— Думаю, что возле этой миски и мне место нашлось бы.
— То-то же, — кивнул рыбак. — Приходи сюда на рассвете, будем метать невод.
А под ними в норе Лутра смотрел в темноту. Потом, перевернувшись на другой бок, лег поудобней, — ведь шаги и голоса смолкли. Позже на тополе начала каркать серая ворона, что окончательно успокоило выдру. Ворона, разумеется, говорила лишь «кар, ка-а-ар», но это означало, что люди ушли, и если кружащей поблизости сестрице пришла охота поболтать немного, на сухих ветках тополя найдется место присоседиться, и опасности нет.
Уже наступили сумерки. Крона большого тополя плавала в красноватой тени, и над большим лугом, как от дыхания на холоде, полз осенний туман. Солнце вскоре опустилось к краю небосклона, его красная тарелка словно расплющилась и тут же погасла. На западе еще некоторое время слегка светились облака, потом луг окутала мгла и лишь серебряный бич реки извивался, лепеча что-то в ночи.
Наступил момент, когда встают ночные охотники.
Возле зарослей камыша сидел лис Карак, чуть погодя он незаметно выполз на луг. В туманной выси долго кричала сначала одна, затем другая запоздалая перелетная птица, но это не привлекло его внимания. Глаза лиса горели зелеными огоньками и навостренные уши вбирали голоса мрака. Он потянул разок-другой своим влажным носом, потом сердито почесался, — ни нос, ни уши ничего ему не сказали. Ни об опасности, ни о пище. А Карак был голоден, и его желудок точно предупреждал:
