— В этих снах вы ребенок, раз все окружающие такие высокие и сильные? Люди говорят, вы крупный человек.
Раймон с любопытством посмотрел на врача.
— Должно быть, хотя во сне у меня не бывает сознания, что я ребенок. Это просто я.
— Что вы знаете о себе? — спросил Исаак. — О своей семье и прошлом?
— Знаю, что родители не из той деревни, где я рос. Однако самые ранние воспоминания связаны с нею.
— Что скажете по поводу своей фамилии, Форастер? Она обычная в той деревне?
— Нет. Собственно, это не фамилия, а описание. Мой отец и я были «чужеземцами», вот нас и назвали Форастер.
— Но это предполагает, что вы — или ваш отец — приехали из какого-то другого места, скажем, более дальнего, чем ближайший город.
— Возможно, только я не знаю, откуда. Не помню, чтобы где-то жил кроме провинции Льейда и этой. Мы уехали из Льейды, потому что мне посчастливилось жениться на хорошенькой молодой вдове с сыном-младенцем. Помимо того, что сохраняла контроль за владением мужа в Льейде, которое теперь принадлежит ее сыну, Пау, она унаследовала землю здесь. Мы сдаем в аренду льейдские поля и виноградники, пока Пау не захочет распоряжаться ими и переехать туда.
— И вы никогда не спрашивали о своих родителях? Что сталось с ними?
— Никогда. Теперь мне это кажется странным, но я был счастлив в Льейде, счастлив с доброй супружеской парой, которая меня вырастила. Может быть, боялся, что если заикнусь о своей семье, меня отправят обратно в какое-то холодное, мрачное место, где жизнь не такая приятная.
— Наподобие холодного, мрачного места в ваших сновидениях, — негромко произнес Исаак. — Я дам вам другую смесь, — добавил он, не дожидаясь ответа, — в надежде, что она поможет. Вам нужно хорошо питаться, совершать долгие, приятные прогулки и уходить в обычные, повседневные дела. Это тоже должно бы помочь.
Исаак спустился во двор со своим пациентом, убедясь, что он получил новую травяную смесь для успокоения души, и присоединился к членам семьи, сидящим на солнечном свете.
— Ну и как мой сын? — спросил он.
— С каждым днем становится все более ненасытным и требовательным, — ответила не без самодовольства Юдифь. — Возьми его на руки, почувствуй, каким тяжелым он стал всего за несколько недель. Теперь проснется только после полудня, — добавила она. Положила запеленутого младенца Исааку на руки и снова села. — Как твой новый пациент? Выглядит он лучше, но вид у него какой-то непонятный.
— Он пребывает в замешательстве, так как считает, что у него есть все нужное человеку для счастья, однако по какой-то необъяснимой причине счастья нет.
