Стыдно потому, что она, молодая и сильная, замкнулась в себе, словно это только ей одной тяжело. Стыдно оттого, что она совсем забыла об отце и о дедушке, что ее отец такой одинокий и такой заброшенный.
"Как же ему, наверное, тоскливо одному в лесу! - подумала девочка. - И как я его люблю!.. И теперь уже никогда, ни за что не брохху его!.."
Она сразу же взялась за дело: поставила на плиту греть воду, зашила карман, починила рукав пиджака.
Затем попросила отца снять рубашку и выстирала ее...
А отец, увидев свою единственную дочь снова живой, внимательной, энергичной, обрадовался этому и явно повеселел. По крайней мере, впервые за долгое время улыбнулся своей доброй и чуть смущенной улыбкой.
Позднее, проводив отца, она дала себе слово, что до зимних каникул в дедушкиной хате перевернет все вверх дном. Все уберет, приведет в порядок, постирает, починит, выгладит, а затем, во время каникул, точно так же наведет порядок и дома, у отца. Все каникулы даже из хаты никуда не выйдет. Все время будет с отцом. И ни на шаг от него не отойдет...
В первое же воскресенье после Нового года она пошла в город, в культмаг, и купила себе значок. Маленький-маленький, самый маленький, какой только там был.
На тоненькой, как иголка, булавке - металлический значок с силуэтом детской головки... Приколола значок так, чтобы он никому в глаза не бросался - не для людей, только для себя, - на отворот борта трикотажной кофточки и про себя подумала, словно обещая кому-то постороннему: "Буду носить его всегда, где бы ни была, сколько буду жить..."
Она не боялась крайностей, характер у нее был решительный и в ее годы росла максималисткой, удивительно последовательной. После смерти матери хотела только умереть; едва избавившись от навязчивой мысли о смерти, решила всю свою жизнь посвятить отцу, жить только для него...
Тот маленький значок с силуэтом детской головки и сейчас при ней; он за отворотом цигейковой шубки, надежно скрыт длинным ворсом. Она и в самом деле не снимала его с груди ни разу за все долгие четыре года...
А отца нет. Да, надо смотреть правде в глаза, какою бы горькой она ни была. - . Нет его .. Хотя, потеряв сознание, истекая кровью в камере новобайракской полиции, он, может, еще и дышит...
Но она не смогла ничем, ну ничем не смогла помочь ему...
От этой мысли, от собственного бессилия, отчаяния можно сойти с ума... Если бы не отец, который остался там, в Новых Байраках, ни о себе, ни о том, что с ней самой случилось и что еще случится впереди, Яринка и не думала бы. Своя судьба сейчас ее совершенно не тревожила и нисколько не интересовала. Ей теперь было все равно, что бы с ней ни случилось... Если бы она могла спасти отца!.. Но она не смогла спасти его и не сможет.
