Писала Вера. Она вся — в этой записке.
Рассеянно осмотрев комнату, решил не запирать ее. Пусть ночует кто-нибудь из тех, у кого разбомбило квартиру.
Свою соседку Клавдию Антоновну, которую мы на правах друзей называли просто Клавой, я застал в пальто, с узелком и книгами на коленях. Увидев меня, она вскочила, засуетилась:
— Ты видишь, что происходит? Надо готовить семинар, а тут тревога! Собралась в подвал, да так вот и просидела... Надоело бегать: теперь и днем налетают. Я уже пробую в комнате оставаться. Есть же теория вероятности! Я так рассчитала: на Бабьегородском упала, это еще при вас; у Серпуховки несколько бомб сразу; потом на Зацепский рынок. Наш дом в центре этого треугольника. Сколько же надо бомб, чтобы угадать в него?
Клава засмеялась сухим, нервическим смехом и стала готовить чай, задавая мне разные вопросы — о выпускниках, о положении на фронтах. Чехвоетила Гитлера и фашистов.
— Что творят! Что творят! — восклицала она. А потом спросила с тревогой; — Вот ты военный. Как ты думаешь, не сдадим Москву? Прорвутся немцы в Москву? Говорят, они в Можайске?
— Ни за что! — ответил я.
Мой уверенный тон успокоил Клаву. Разлив по стаканам бледный чай, она придвинула тарелку с двумя тоненькими ломтиками хлеба. Хотя я был страшно голоден, но заявил, что обедал недавно. С удовольствием отхлебывая горячую воду, я искоса поглядывал на этажерку [32] с книгами. Маркс. Ленин. История партии. Клава работает преподавателем в нашем институте, любит свой предмет. «Может быть, подумалось мне, наши книги сюда принести? Жалко, если растащат». Клава тоже о чем-то думала. Вдруг, нервно поставив на стол стакан, она спросила:
— Ты можешь быть до конца откровенным? Скажи, только честно... ну, вот был ты на фронте...
— Не был еще. Нас пока обучают.
— Неважно! В конце концов, ты в армии. Все равно вам лучше известно. Скажи: правда ли все то, что пишут о зверствах немцев?
Я поперхнулся и поставил стакан. Как она смеет!
— Вы что, не верите нашим газетам?
Мое лицо, должно быть, сделалось очень злым. Клава замахала руками.
— Нет, другое имею в виду. У меня просто в голове не укладывается, что так могут поступать люди. Целая нация, давшая миру великие умы... Это непостижимо!
Я сказал, что это, конечно, непостижимо, но воюет против нас не нация, а фашисты и те, кто одурманен ими. Есть много причин, их нельзя упрощать.
— Иногда все кажется настолько нелепым, что в голову лезут дурные мысли, — перебила меня Клава.
