– Хорошо, слушайте факты. Я здесь почему? Да потому, что недавно служить были обязаны все. Тяжесть раскладывалась поровну на каждого. Потом сделали финт ушами – приняли закон, и теперь представители славной интеллигенции служить в армии не обязаны. Они, видите ли, все как один студенты. Раньше дворяне барствовали по усадьбам, но дети их в военные шли первыми. Так и позже было. Мне тьфу на Сталина, но у него сын погиб в плену. Сын Фрунзе был убит на фронте. Сын Хрущева погиб, и сын Микояна тоже. А уж какие высокие посты их отцы занимали в государстве! Это уже позже заботливые папы из партийных властей и советские боссы сделали для своих чад исключения. Теперь вот демократическое дворянство от военной службы себя избавило напрочь. Подняли ручки в Верховном Совете, и лямку будут тянуть крепостной мужик Иван и татарин Ахмед. Только и я теперь не защитник! В случае чего мы окажемся на разных сторонах баррикады. Терпение не может быть беспредельным. До поры до времени одни книжечки почитывают, сопромат изучают, чаек с сахаром пьют, а другие день и ночь под ружьем, сахаро-водородные бомбы стерегут. Долго такое продолжаться не может. Сколько войн было, и нас, русских солдат, в них дурили. Кровь – наша, синяки и шишки – наши, выгода, пироги и пышки – другим. Дед мой в финскую войну во славу Отечества ногу отстегнул, а ему хрен в зубы сунули. Ни пенсии, ни славы не заработал, вроде такой войны и не случалось. Старший брат Иван на Афгане пальцы с руки отбросил. Теперь я тут двух студентов грудью прикрываю. Учитесь, становитесь предпринимателями. Потом меня в услуги возьмете. Так? А я говорю – не выйдет. Вечно Иваны всех прикрывать не будут!
– Борцов, – сказал Иконников раздраженно, – у нас в стране студентом может стать каждый молодой человек. Это – раз. И потом, нынешнее положение – временное. Это – два.
– Извините, товарищ подполковник, но сейчас не то время, чтобы мне лапшу на уши вешали, а я молчал. Если бы вы ценили слова, то не сказали бы «каждый». Потому что ребята из рабочих семей становятся студентами самое большее – один из тридцати поступавших в институт. Что касается временного положения – живите в нем, это ваше дело. Я живу в период бесправия, на положении крепостного. И для таких, как я, это явление постоянное…
– Как же вы можете служить с таким настроением? – спросил Нырков с болью. – Да это же…
– А вот так и служу! Мне остался месяц до увольнения. И я дотяну до финиша. Честно дотяну лямку. Хотя давал присягу Советскому Союзу, а теперь даже не знаю, кому служу. И учтите, товарищ майор, все это я сказал, чтобы вы поняли: не в дополнениях к инструкциям дело, а в людях, которые во всем разуверились. В потере взаимного уважения и честности. Вот в чем…
