Только слово «предательница» стояло недвижимо и мешало жить дальше, как ни в чём ни бывало.
Анька была, конечно, рада. Не то, что рада, но спокойна, как будто знала всё наперёд. Хорошо, что Нинка осталась, и что все мы остались. Хорошо…
И ещё одно она знала — она постарается никогда не повторить того, что сделала. Никогда не повторить того, что хоть отдалённо может быть похоже на предательство. «Я могу жертвовать только собой, только собой, что бы ни произошло», повторяла она, как заклинание.
Запомнила она и вторую фразу, записанную в блокнот уже утром, — «Если ты выбрал одну из тысячи правд, ты не должен удивляться, что тебе придётся отвечать за неё».
Так и закончилась эта история.
Вечером Стёпка вывез Джема с веранды в палату, на первое свидание. И Анька пришла.
— Душно здесь, — сказала она, — давай, Джем, поедем в холл.
— Давай.
Анька вывезла кровать Джема в холл, туда, где одиноко стоял молчаливый, пыльный телевизор. Она взяла стул и села рядом с Джемом. Они ничего не говорили друг другу, просто сидели, держась за руки, несколько минут. Потом Анька осторожно положила голову на кровать Джема, уткнувшись в его широкую могучую грудь.
В пустом холле бродили неясные звуки, слышно было, как переговаривались о чём-то сестра и санитарка, звенели какие-то крышки, вёдра. Что-то упало, и раздался смех. Кто-то запел вдалеке.
Розовое небо постепенно темнело, сумерки подступили к окну, и вот уже стало совсем темно. На небо высыпали первые звезды, озаряя Землю своим мерцающим светом. Мерцающим светом вечной, и вечно манящей истины.
Темно было и в холле — электрический свет был далёким, слабым. От самого поста медсестры ложился на пол холла косой желтоватый квадрат.
И Джем, наконец, сделал то, о чём мечтал уже много долгих вечеров. Он опустил свою широкую ладонь на пушистые Анькины волосы и тихонько погладил их.
Глава 42. Джемали Сахалашвили-2
Странно чувствовал себя Джем. Джем снова чувствовал себя сильным!
Джем чувствовал себя даже более сильным, чем раньше. Этой силе не мешало то, что он был лежачим, и даже то, что у него будет фиксировано бедро. Джем совершенно забыл о своём бедре.
Джем чувствовал себя сильным, потому что знал — что бы ни случилось, он всегда защитит её, всегда примет её, эту девочку, в своё сердце.
Он примет её, что бы она ни сделала, и как бы она ни сделала — хорошо ли, или плохо, правильно, или не правильно.
Как там мама говорила: «Шеикваре ахлобели»… полюби… возлюби ближнего, как самого себя. Как себя. Он принимал эту девочку и любил её, как себя. И от этого он был сильным, и от этого он был мужчиной.
