Звёзды, души и облака | страница 33



Училка побежала туда, а там народ — тёпленький уже. Половина песни поёт, половина — просто так валяется. Двое же — подрались, и сидели под кустами, красные сопли размазывали, а девчонки их успокаивали. Так бесславно наш поход закончился.

А потом уже, в школе, страшные разборки начались. Училка молодая всё директору расписала в красках. Меня директриса вызвала, и говорит: «Ты — комсорг, ты за всё отвечаешь. Садись и пиши, как дело было, кто зачинщик этого безобразия, кто пил, кто дрался, кто из девочек с ними был. Всех из школы выгоним!»

И, как всегда — как ты могла, ведь у тебя мама — учительница! А что — как я могла? Что я могла?

Я говорю: «А можно, я в классе всё напишу?» Она разрешила. А я уже еле живая, еле до класса доползла, а там все меня ждут.

Я листок положила на парту, и всё им рассказала, что мне надо написать. Какая буря в классе началась! Как стали все кричать!

— Неужели, — кричат, — напишешь всё? Неужели нас всех предашь?

— А чего же вы пили? А чего же вы поход испортили? Пьянство — это плохо, тем более в школе, тем более в походе! Пьянство — это не правильно!

— А чего от неё ждать, от этой святоши! Иди, пиши, предавай всех! Предавать — это правильно!

Когда снова я услышала это словечко — «святоша», так у меня сразу голова закружилась.

А когда сказали про предательство, у меня всё в глазах поплыло. Я потеряла сознание, и упала. Мне потом рассказывали, что я лежала долго, что медсестру вызвали, а медсестра мне делала уколы в руку, в левую руку, и прямо через одежду колола, так как я в себя не приходила долго. Очнулась я, когда меня на «Скорую помощь» грузили.

Так я заболела. Дома сразу температура поднялась, потом рука вспухла. Потом — в больницу, а там уже — и кололи, и вскрывали, а потом в областную больницу перевели.

Мама хотела на школьную медсестру в суд подавать, за то, что инфекцию занесла мне в руку. Но я всё плакала, и уговорила маму не делать этого. Ведь медсестра, можно сказать, спасла меня. Не пришлось мне, из-за болезни, ничего писать на этом листике — ни кто пил, ни кто рядом сидел. Медсестра спасла меня от предательства.

И от того ещё спасла, чтоб я оправдала тех, кто пил.

Я знаю, почему я заболела. Потому, что я оказалась между двумя правдами. И пить было нельзя, и предавать было нельзя. Я честно хотела сделать всё правильно, но впервые я не знала, где правда. Две одинаковых правды разорвали меня пополам.

Я не знаю, что бы я делала, если бы не заболела. Я не знаю до сих пор.