Уроки начались. Математика. Можно даже не начинать слушать.
Я давно уже знаю все трещинки на этом потолке. Сколько уже смотрю на него… Не помню, сколько…
Как хорошо, что я здесь! И сестры, и нянечки хорошие. И девчонки такие хорошие, добрые.
В прошлой больнице нянечки какие-то злые были — и постель не перестилали, и судно не давали. А я идти-то не могла, один раз — так и упала, и поползла к туалету. Хорошо, что врач заметил, заставил их меня поднять. Да я про это уже почти не вспоминаю.
Что-то происходит со мной в последнее время — как будто всё растворяется вокруг, расплывается, и я как будто ухожу куда-то. Вот, опять начинается! Это сон? Как будто сон — но не сон, а явь.
Открывается такое огромное зелёное поле — такое широкое, чистое. Над полем — высокое синее небо — светлое, сияющее. Я вижу, как будто вдалеке появляется мама. Лица её я не вижу, но я знаю, что это — она.
И я так хочу ступить на это поле, и хочу пройти по нему… Я хочу коснуться маминой руки…
И так мне хорошо, так светло. И я не хочу возвращаться назад…
…Эх, вернулась! Звонок опять, что ли? Как-то стала затекать нога, прямо от бедра! Больно, ноет. Совсем не могу пошевелить пальцами… Сейчас… А, получилось! Если напрячься, то получается. Плохо, правда. Раньше лучше получалось. Сказать завтра Ярославцеву, что ли? Да нет, не стоит. Что Ярославцев сделает? Пусть уж всё идёт, как идёт.
Эх, девчонки мои милые, как вы далеко то меня! Я иногда на вас смотрю, как будто с краешка моего поля — вот, сейчас опять так смотрю, как будто с краешка поля — куда вы плывёте, куда?
Как будто сверху смотрю — а вы всё уходите, уходите вдаль…
…Звонок! Уже историчка в классе. А я ведь читала историю. Послушаю сейчас. Чего там спрашивают? Ну, Ми-ронюк даёт, как всегда!
— А чого? Лэнин у шалаш пишов! Що, нэ пишов? А куды ж вин пишов?
— Куды ж вин пишов?
— Нет, Миронюк, это не Ленин в шалаш не пошёл, а у нас с тобой так дело не пойдёт! — учительница, Дарья Степановна, тётка добрая, но, видно, что уже терпеть не может. Или ты учи, или я тебе два в четверти поставлю!
— Ну да, — ворчит Миронюк, — вин там у шалаши сы-див, а Мыронюк — видповидай тут за нього!
— Дарья Степановна, надо было Миронюк в шалаш посадить! — вступает Нинка. — И посмотреть, какая бы из него получилась революция!
— Мабуть нэ така погана, як у тэбэ! — огрызается Миронюк.
— Ага, сала побольше!
— Акишина! Сейчас сама всё рассказывать будешь! — Дарья Степановна, в общем-то, и не злится совсем. И вдруг сама говорит:
