— А теперь — сидишь тут, и ревёшь. Крокодиловы слёзы льёшь.
— Угу…
— Опять застряла между нашими и вашими. Сама его уложила, а теперь ревёшь!
— Угу…
— Застряла ты, мать, застряла.
— Угу. Одной ногой застряла в кухне интернатовской, а другой — в психушке.
Муж закурил и подошёл к кухонному окну. Он медленно докурил, потом раздавил окурок в пепельнице.
— Ну ладно, хватит. Одевайся. Поедем в твою психушку, и заберём твоего диссидента. Давай, давай. Возьмём его на лето к себе. Чтобы ты… хоть одну свою ногу вытащила.
— Правда? Ты согласен? Я боялась и сказать…
— Да что, мы его не прокормим, что ли? Прокормим. Что мы, то и он. И вообще, как там, на востоке, говорят? Один сын — не сын, два сына…
— Полсына, — продолжила я. — А три сына — сын!
— С двумя мы справляемся…
— Легко! — Сказала я.
— Что мы, с тремя не справимся?
— Да! — сказала я. — Что, мы не справимся с тремя?
— Справимся! Всего — три месяца каких-то.
— Справимся. А тебе его дадут? Всё-таки — психушка.
— Под расписку — дадут, — сказала я. — Сейчас, картошку вымою. А пожарю, когда приедем.
Спасибо, Господи! Спасибо!
В отделение меня легко пропустили. Дежурным врачом оказалась та же самая врач, моя знакомая. Это было почти равносильно чуду. Ей я рассказала всё, как есть. И расписку написала.
— А не попадёт вам? И мне, заодно с вами? — спросила врач.
— Думаю, что неприятности будут. У меня. Но не такие уж страшные. Я его беру, значит, и ответственность на себя беру. Вы же не знаете, куда я его беру. Из интерната — поступил, врач интерната — и забирает. Если что.
— Помоги вам Бог, — сказала врач. — Если будет надо, обращайтесь. Вдруг что-нибудь случится.
— Спасибо вам. Пойду в палату к нему. Тоха сидел в палате и смотрел в окно.
— Привет, Тоха.
— Здравствуйте, Наталья Петровна. Завтра меня увозят.
— Я знаю.
Дебил на соседней койке по-прежнему пускал слюни, мужичок с колкими глазками что-то злобное шептал про себя. Третий член палатного коллектива всё так же лежал в кровати, укрывшись с головой.
— Пойдём, Тоха, выйдем в коридор, — сказала я. Мы вышли.
— Книжку мою прочёл?
— Прочёл.
— Как?
— Понравилась. Только не всё понятно…
— Тоха… — сказала я. — А что бы ты сказал, если бы я тебя забрала?
— Куда?
— Домой к себе. Некуда больше.
Тоха молчал. Потом спросил:
— Правда?
— Правда. Муж согласен.
— Наталья Петровна! А я сидел и Богу молился, чтобы кто-нибудь спас меня! Правда? Правда, вы меня заберёте… из этой психушки?
— Правда. Иди к врачу, она тебе даст разрешение, чтобы вещи забрать. А Василий Иванович ждёт нас около больницы.
