– Обычная, без претензий, ладная бабенка несчастлива в браке, – монотонно перечисляет он.
– Особо ни хера не делает, работой не увлечена, подруг нет, с мужем несчастлива, – горько говорит он.
– И ей выпадает типа бабское счастье, – глядит он на меня. – Молодой трахарь с доходом на двоих, и вот он порет ее трижды в день, и она почти поверила, что так и будет всю жизнь, да вот незадача, трахарь-то наш бабник и не собирается с ней жить.
– Больше того, он даже и спать-то с ней уже не хочет, надоела, – говорит легавый.
– И вот пузырь-то пшик, и мечты разлетелись мыльными брызгами, после которых пальцы скользкие, будто ты дрочил в туалете, да и спустил сгоряча на руки, – говорит он.
– И никому ты, кроме мужа, опостылевшего мужа, не нужна, да еще и, получается, трахарь над тобой посмеялся, – сжимает он зубы.
– История стара, как мир, – допускает банальность он.
– Называется «разбитое бабье сердце», – говорит он.
– А когда это еще и на кризис возраста налагается, – говорит он.
– Волей-неволей возьмешься за пистолет, – рассуждает легавый.
И берется за пистолет.
– А ты не такой ишак, каким кажешься, – говорит он.
– Я и не знал, что отвар этого дерьма не дает крови сворачиваться, – говорит он.
– О чем это ты? – липким голосом спрашиваю я, но мы с луной уже знаем.
Луна подмигивает мне и фотографирует. Вспышка. Я захожу в кафе, с шуткой-прибауткой хлопаю официантку по заду и несу кофе своей даме. Той самой, которую через час будут резать. Сливаю по пути в чашку пузырек с отваром этой редкой дряни с латинским названием. Вспышка.
– Что-то вспомнил? – склоняется он ко мне.
– Ага, – устало говорю я.
– Как ты сказал? – припоминаю я.
– Мне всю жизнь снится, что я совершил убийство, а потом вдруг оказывается, что я его и правда совершил, – говорю я.
– Ну, да, – с пониманием кивает он. – И как ощущения?
– Ужас и облегчение, – признаюсь я.
– Слава богу, что ты догадался, – говорю я.
– Такой сон, длиной в жизнь, меня бы прикончил, – вздыхаю я.
– Я догадался в школе, – садится легавый.
– Когда притворялся вырубленным, а все ждал, ударишь ты меня или нет, попробуешь убить или нет.
– И вот когда ты не сделал этого, я понял, что ты и есть убийца, – говорит он.
– А ведь я почти поверил, что ты чист, – вздыхает он.
– Наверняка ты и сам поверил, – пожимает плечами он.
– Читай, – бросает он досье, но я его даже не открываю.
– Какой смысл отпираться? – спрашиваю я.
– Ну да, – кивает он.
– Ну и что мы будем делать с нашей не разрешимой пока проблемой? – спрашиваю его я.
