— Не пытайтесь увильнуть! Вы просто обязаны быть фотогеничной, — объявил Ник Фарадей с такой уверенностью, что Линдси почти ему поверила. — Завтра я обязательно выкрою время для вас. На визитной карточке есть номер телефона моей секретарши. Свяжитесь с ней утром, и она скажет вам, когда прийти.
— Какой смысл затевать все это? Фотогенична я или нет, я не тот человек, который вам нужен. Да и меня ваше предложение не интересует. Я довольна своей нынешней работой и жизнью и не собираюсь их менять.
— Если забыть о моральной стороне дела, то я убежден, что прочие соображения заставят вас изменить точку зрения. Обещаю, что вас ждет незабываемый год. «Мисс Шарм» будет появляться в самых престижных местах, носить красивую одежду, жить в роскоши, путешествовать…
— Что вы имеете в виду, говоря о моральной стороне дела? — с подозрением спросила она.
— Видите ли, я не люблю, когда меня дурачат, а между тем у меня возникает именно такое подозрение, когда вы твердите, что довольны вашей жизнью и работой. Но самим фактом присутствия на сегодняшнем приеме вы дали понять, что это не так.
— Я лишь пыталась объяснить вам, мистер Фарадей, что то, что вам нужно, не продается.
— Неужели? А Джим Берн, по-моему, неплохо зарабатывает благодаря мне…
— Вы угрожаете?
— Нет, что вы! Просто констатирую факт. Впрочем, если вы будете упорствовать… — Криво усмехнувшись, он для пущей убедительности решительно взмахнул рукой.
— Вон отсюда! — воскликнула Линдси, указывая на дверь.
В его глазах отразился гнев, смешанный с изумлением. Никто прежде не осмеливался указать Нику Фарадею на дверь. Линдси не меньше его изумилась собственной смелости, к которой, впрочем, примешивалась изрядная толика страха.
— Вы не слишком любезны, — сказал он, оглядываясь в поисках свободного места. Взгляд его случайно упал на драгоценное кресло, и он плавно опустился в него. — Я предпочитаю кофе без молока.
— Наверное, я становлюсь рассеянной, но не припоминаю, чтобы я предлагала вам кофе.
Ник явно собирался уйти еще до бесцеремонной попытки его выпроводить, но теперь, задетый за живое, он всем своим видом давал понять, что сам будет решать, что ему делать.
Сидя в громадном мягком кресле, он казался довольным жизнью. У Линдси мелькнула мысль, что кресло словно создано для него. Они были соразмерны. Когда она покупала кресло, ее мало волновало, как оно будет сочетаться с мужчиной, восседающим в нем. Но мало-помалу оно превратилось в некий критерий: возвращаясь домой в сопровождении поклонника, Линдси пыталась представить его в кресле. Но картины, всякий раз рисовавшиеся ее воображению до сих пор, были неутешительными, в результате чего ни один мужчина еще не переступал порог этого дома. Теперь же у нее возникло ощущение, что кресло предназначено именно для Ника Фарадея.
