— По глазам, — ответила Арма. — Взгляд у него… зеленью отсвечивает иногда. Словно степи лапаньские. Как раз об эту пору.
— Зеленью? — приуныл старшина, вернул ярлык женщине. — У наших глаза все больше в черноту бьют. Не там ты суженого ищешь, синеглазая, не там.
— Бедовый он, — продолжила Арма. — Всё его на подвиги тянет. Боюсь, как бы не загремел он в вашу темницу.
— В темницу? — обернулся старшина к черным стенам, что поднимались над конусами шатров. — Если уж загремел, то бедовее не бывает. Редко кто оттуда возвращается, девонька.
— А попросить кого о помощи? — наклонила она голову. — Неужели добрых людей нету среди охранников? Хотя бы весточку принять-передать? Там ли он, не там? Уж половину Салпы, считай, объехала.
Нахмурился старшина, лоб наморщил, словно по именам перечислял в голове каждого, кто посодействовать мог незнакомке, но все одно головой замотал.
— Нет там никого, — присвистнул через прореху в зубах. — А если кто и есть, то монет не хватит, чтобы до его доброты достучаться. К тому же дозоры каждую неделю меняются. Одного прикормишь, а там уж другой стоит. И вот что я тебе скажу, милая.
Шагнул вперед лапанец, наклонился, дохнул на ладную гостью запахом кислого сыра и травяного отвара:
— Сберегайся. Если кто узнает, что ходы к темнице ищешь, да старейшинам весточку кинет, сама в темнице окажешься. А там уж, пока через стражу пройдешь да через тех, кто среди заточенных силу держит, и о суженом забудешь. Только шкурка от тебя останется, да и та порченая. Бабы под землей редко случаются, так и то о казни чаще всего просят, все одно более часа внизу никто еще из них не продержался.
— Будь здоров, добрый человек, — прошептала Арма, поймала тонкой крепкой ладонью ручищу старшины, вложила в нее серебряную монетку, да второй ладонью накрыла. — Спасибо. Хорошо думал про меня.
Сказала да мимо прошла. А степняк словно окаменел на пяток секунд, потом очнулся, глаза вытаращил и тут же заорал хиланцу, что жмурился на камне:
— Почтенный! За моим дозором скамейки ничем не хуже, чем перед ним! Или я буду тебя до полудня дожидаться?
Верно, не одну сотню лет дети Холодных песков месили ногами, увлажняли водой, мочой, остатками лапаньского супа, пылью, вытряхнутой из войлоков, барханы Асаны, чтобы те стали тверды, как каменные пустыни севера. Была бы еще вода в достатке, давно бы уже расправили кроны деревья вокруг развалин, но лишь иногда заглядывали сюда через перевалы Восточных Ребер и Северного Рога весенние влажные ветра. Теперь как раз было их время.
