— Вы правы, недосмотрел.
— Он и сам должен был сообразить, — с нажимом заметила я, зная, что это заявление станет началом конца. Михей увлекался профессией ровно до первого замечания, высказанного в его адрес, дальнейшее быстро разочаровывало. Легко восхищаться красивой посадкой кавалериста, но трудно чистить лошадь.
В этот момент я заметила, что больной смотрит на нас круглыми от ужаса глазами.
— Не волнуйтесь, мы всего лишь добровольные помощники, ну или, вернее сказать, ученики, — попыталась успокоить его я, а то, глядя на количество сопровождающих доктора, можно было решить, что намечается как минимум ампутация. — Ничего страшного не происходит.
Последняя фраза была явно лишней. Потому что, как правило, после слов «ничего страшного» именно все самое страшное и начинается. В общем, больной попытался бежать, мы втроем его еле остановили, и то только после грозного окрика жены страдальца, призвавшей перестать трусить и отдаться в целительные руки доктора.
Не знаю, как там насчет целительности, но изрядной ловкостью эти руки обладали. Сэр Мэверин с такой сноровкой и аккуратностью снимал бинты (игнорируя вопли больного), что я поневоле прониклась к нему уважением, которого теперь во мне не могли поколебать никакие легкомысленные байки и рассуждения о лени.
Я отвлеклась всего на секунду, чтобы поставить на место кувшин и свернуть полотенце, а когда повернулась обратно, ко мне под ноги тряпичной куклой уже оседал Михей. На пару с женой больного мы едва успели подхватить горе-медика, прежде чем он полностью отключился. Отлично, братец — лучше раньше, чем позже! Упасть в обморок сейчас гораздо предусмотрительнее, чем через два месяца таскания докторского саквояжа.
Вместе с катонкой я вытащила Михея во двор на воздух, и стала брызгать брату водой на лицо, надеясь привести того в чувства. Возвращаться не имело смысла: сэр Мэверин справится и без моей незаменимой помощи, честь семьи, которую Михей в буквальном смысле уронил на пол, теперь уже не восстановишь, а вот время для маневра на маревое поле мне было крайне необходимо.
Несостоявшийся доктор застонал, приоткрыл глаза, приподнялся на локте и сказал неприличное слово, за что я тут же выплеснула ему в лицо остатки воды из кувшина.
— Это чтобы ты окончательно пришел в себя и понял, где находишься, — пояснила я обиженно моргающему брату и сунула ему в руки пустой кувшин. — В дом не ходи, а когда выйдет доктор, первым делом как следует перед ним извинись и потом помоги донести саквояж.
