Рассказы из книги 'Опасайтесь лысых и усатых' | страница 45



-- А когда ты коров-то пас?

-- Не коров! Не коров! Скотину!

-- Телят?

-- Да вообще всякую скотину... понимаешь?.. Скотину вообще.

-- И долго ты пас-то?

-- Два года,-- неожиданно ответил я.

-- Прирабатывал?

Нет, это было невозможно.

-- Ладно,-- сказал я,-- я не пас никакой скотины.

-- И фасоль не сажал?

-- Сажал,-- снова неожиданно ответил я.-- Но редко, только в крайних случаях.

Она тихо задумалась, соображая, в каких таких крайних случаях люди сажают фасоль.

-- Бывало, как построю храм на воде,-- сказал я,-- сразу фасоль сажаю, так что скотину пасти некогда.

Она все-таки улыбнулась. Материнские струны снова звякнули в серебре.

-- Смеешься?

-- Не смеюсь, но скажу честно: строить храм мне не по силам. Скотину я не пас и фасоль не сажал. И штурвал-то крутил всего два часа. Но сейчас я тебе кое-что покажу,-- и я достал из рюкзака нельму.

Бечевка, которой был завернут сверток, оказалась жирной на ощупь и, видно, тоже просолилась. Крафт-крафт -- я развернул рыбину.

От соли чешуя нельмы еще потемнела, пасмурно засветились ее бока. Цельная, неразрезанная, нельма была бы уместна на старом столовом серебре. Нож, которым я взялся ее разрезать, выглядел откровенной железякой, жидкой и белесой.

-- Боже, что это? -- спросила она, как видно, не находя в нельме признаков рыбы.

-- Нельма. Рыбаки мне подарили.

-- Такое кому попало, наверно, не дают,-- сказала она, глядя на меня с уважением.

Нельма жирно вздрагивала под ножом, выскальзывала из-под лезвия, и я водил им деликатно, как скрипач смычком. Я как бы играл "Элегию" Массне.

Нельма уже просолилась. Мясо ее было полупрозрачным с легким перламутровым отливом. Сквозь ломтик нельмы можно было разглядеть тусклое инспекционное окно.

-- Смотри-ка,-- сказал я.-- Сквозь нее окно видно.

Она взяла в руки кусочек нельмы, посмотрела в окно, отведать рыбы она не решалась.

-- Меня зовут Нина,-- неожиданно сказала она.

Я попробовал нельму и, показалось, совершил что-то незаконное. Нельма была наивна. Вкус ее, нежность и прозрачность заключались в слове, тдющем на губах,-- "нельма".

-- Ешь,-- прикрикнул я.-- Чего ты тянешь?

-- Не знаю, наверно, мне нельзя... Такая рыба. Не для меня.

-- Хватит валять дурака. Ешь! Вот смотри! Это не нож -- это смычок! А нельма -- скрипка.

Отрезая следующий кусок, я играл уже "Танец с саблями" Арама Ильича Хачатуряна. Пока я наяривал на скрипке, она все-таки съела свой кусок нельмы, и я протянул ей второй.