Нагруженный грибами и букетами, я вышел на опушку, к тому месту, где течет из-под холма ключевой ручей.
У ручья я увидел Нюрку.
Она сидела на расстеленной фуфайке, рядом на траве валялся ее портфель. В руке Нюрка держала старую жестяную кружку, которая всегда висела на березке у ручья.
-- Закусываешь? -- спросил я, сбрасывая с плеч корзину.
-- Воду пью,-- ответила Нюрка. Она даже не взглянула на меня и не поздоровалась.
-- Что пустую воду пить? Вот хлеб с яблоком.
-- Спасибо, не надо,-- ответила Нюрка, поднесла кружку к губам и глотнула воды. Глотая, она прикрыла глаза и не сразу открыла их.
-- Ты чего невеселая? -- спросил я.
-- Так,-- ответила Нюрка и пожала плечами.
-- Может, двойку получила?
-- Получила,-- согласилась Нюрка.
-- Вот видишь, сразу угадал. А за что?
-- Ни за что.
Она снова глотнула воды и закрыла глаза.
-- А домой почему не идешь?
-- Не хочу,-- ответила Нюрка, не открывая глаз.
-- Да съешь ты хлеба-то.
-- Спасибо, не хочу.
-- Хлеба не хочешь, домой не хочешь. Что ж, так и не пойдешь домой?
-- Не пойду. Так и умру здесь, у ручья.
-- Из-за двойки?
-- Нет, не из-за двойки, еще кое из-за чего,-- сказала Нюрка и открыла наконец глаза.
-- Это из-за чего же?
-- Есть из-за чего,-- сказала Нюрка, снова хлебнула из кружки и прикрыла глаза.
-- Ну расскажи.
-- Не твое дело.
-- Ну и ладно,-- сказал я, обидевшись.-- С тобой по-человечески, а ты... Ладно, я тоже тогда лягу и умру.
Я расстелил на траве куртку, улегся и стал слегка умирать, поглядывая, впрочем, на солнце, которое неумолимо пряталось за деревья. Так не хотелось, чтоб кончался этот день. Еще бы часок, полтора.
-- Тебе-то из-за чего умирать? -- спросила Нюрка.
-- Есть из-за чего,-- ответил я.-- Хватает.
-- Болтаешь, сам не зная...-- сказала Нюрка.
Я закрыл глаза и минут пять лежал молча, задумавшись, есть мне от чего умирать или нет. Выходило, что есть. Самые тяжелые, самые горькие мысли пришли мне в голову, и вдруг стало так тоскливо, что я забыл про Нюрку и про сегодняшний счастливый день, с которым не хотел расставаться.
А день кончался. Давно уж миновал полудень, начинался закат.
Облака, подожженные солнцем, уходили за горизонт. Горела их нижняя часть, а верхняя, охлажденная первыми звездами, потемнела, там вздрагивали синие угарные огоньки.
Неторопливо и как-то равнодушно взмахивая крыльями, к закату летела одинокая ворона. Она, кажется, понимала, что до заката ей сроду не долететь.
-- Ты бы заплакал, если б я умерла? -- спросила вдруг Нюрка.
