Мечтательные размышления как рукой сняло, когда Алексей поднял взгляд на сидящего перед ним командира роты. В уставшем человеке, одетом в коричневый плащевик, в некогда желтые, ставшие от грязи оранжевыми, резиновые сапоги, он узнал механика со своего первого сторожевика. Того, что спал пьяным в каюте с обгрызенными корабельными крысами ногтями. Ротный его также признал, но флотская субординация не допускала панибратства. Перед седым капитаном, прослужившим больше двадцати лет, сидел вчерашний лейтенант-комсомолец, сегодня в звании капитана третьего ранга. Пути судьбы необъяснимы и неисповедимы.
Бывшие сослуживцы смотрели прямо в глаза друг другу и молчали. Алексей вспомнил добродушного пьяницу-механика. Как тот помогал ему сдать зачеты на несение вахты дежурным по кораблю, приструнивал наглых моряков его боевой части, когда они пытались грубить молодому «комсомольцу», не выходя на утреннюю зарядку. Как на Новый год налил ради шутки ему в бокал вместо шампанского спирта и предложил первым поднять тост самому молодому офицеру корабля. А после того, как лейтенант, поморщившись, выпил, услужливо поставил ему стакан воды. Этот стакан стал спасительным для Алексея, он его так же спокойно выпил, но с обожженным горлом говорить уже весь вечер не смог. Зато заслужил уважение офицеров и, по словам механика, «безболезненно влился в дружный флотский коллектив». Не выпивающий офицер казался странным и опасным существом. «Кто не пьет, тот Родину сдает», — предупреждал молодых офицеров перед зачетом на знание корабельных средств пожаротушения механик. Несмотря на пристрастие к спиртному, в экипаже его уважали как честного и прямолинейного человека, классного командира и специалиста. Поэтому все и закрывали глаза на его «каютное» пьянство. В кабаки он не ходил.
Алексей первым поднялся и обнял сослуживца как родного, пришедшего из доброго далека. Тот как-то неуверенно дернулся всем телом, немного обмяк, но потом, собравшись, ответил крепким рукопожатием.
— Давай, садись на свое командирское место, рассказывай, как от Тимофеевки довела тебя жизнь до Полярного?
— Вино довело. Слишком поздно взял себя в руки, да люди добрые помогли. А точнее — женщина. Отгусарился.
Алексей про себя отметил, что на изрытом морщинами лице капитана горели спокойные и добрые глаза. Все его движения говорили о том, что у этого человека на душе и на сердце все в порядке. Он достиг равновесия между своими желаниями и возможностями. Медлительность и непоказная уверенность в движениях, то, как он по-хозяйски наливал чай, свидетельствовали об устроенности в жизни. О каком-то, известном лишь ему одному, благополучии или, может быть, счастье. Но Алексей тогда не понимал, что счастье возможно и без положения в обществе, без больших званий и должностей. Поэтому для него рассказ и поступки сослуживца оставались не совсем понятными. Это был взгляд человека из какого-то другого мира. При этом Алексей понимал, что устремления механика ему чужды. Всю жизнь посвятить службе лишь ради получения квартиры и небольшой пенсии? Льгот по поликлинике и пятидесятипроцентной оплаты квартиры?
