— Элиза и Лора, возможно, не единственные жертвы. В их случае взлом данных обнаружился лишь потому, что информация использовалась определенным образом. Меня как током ударило: а вдруг файлы других пациентов тоже взломали? Что, если сведения из других досье тоже используются, но как-то иначе?
— Вы в самом деле так думаете?
— Подобные субъекты не останавливаются на полпути.
По версии Веры Лист, будущее явно не предвещало ничего хорошего.
— Итак, по-вашему, главный мотив взломщика файлов — желание манипулировать пациентками. Вероятно, с целью секса. Но чутье подсказывает вам, что не в одном сексе дело. Почему вы так думаете?
— Меня настораживает, как Элиза и Лора говорят о любовнике. Он оставляет впечатление более сложной натуры, чем вуайерист или сексоголик. Я… мне кажется, с ними происходит нечто… не столь банальное. Секс лишь видимость.
— Почему вы так решили?
Вера смутилась.
— Извините, но… объяснить, не раскрывая подробностей их отношений, не получится. Такой разговор… потребует еще большей откровенности…
— Я должен знать, кто ваши пациентки.
Вера кивнула, понимая, что отступать дальше некуда.
— Элиза — это Элиза Керрин.
— Жена Джеффри Сафры Керрина?
— Да.
Теперь понятно, почему Вера так нервничает. Мартен мог навскидку назвать десяток причин, оправдывающих подобную осторожность.
— А вторая?
— Лора Ча. Ее муж, Ричард Ча, — предприниматель из Кремниевой долины. Занимается вроде бы инновационным софтом. Куча патентов, куча денег. Большие амбиции.
— И обе не в курсе вашего открытия?
— Конечно. И я постараюсь сделать все, чтобы они ничего не узнали. Вы первый, кому я доверилась.
Керрин был полноправным членом мировой элиты, насчитывавшей несколько тысяч человек, которые благодаря богатству, таланту или беспощадности сумели приобрести огромное влияние: их решения и поступки затрагивали жизни миллионов, если не миллиардов людей. Он заседал в правлениях полудюжины глобальных корпораций и владел полудюжиной других. С ним водили дружбу особы, привыкшие широко толковать свои привилегии. Эти люди имели оплаченные связи в Вашингтоне, а их личным самолетам был знаком гудрон посадочных полос Лондона, Дубая, Гонконга, Парижа и Мумбая.
Первой напрашивалась мысль о вымогательстве. Но, как и Веру, Мартена грызли сомнения: шантаж — слишком уж очевидная версия.
— Три момента сложились для вас благоприятно, — сказал он. — Без них проблема вряд ли была бы устранима вообще. Во-первых, вам достало ума не спугнуть субъекта. Ему некоторое время все сходило с рук, и, возможно, он чуть-чуть расслабился. Это хорошо.
