Петр смотрел на воодушевившегося Плеханова — тот, очевидно, был рад внимательному слушателю из России, и ему все еще не верилось, что судьба в действительности свела его с Георгием Валентиновичем Плехановым.
По домам они отправились, когда уже стали сгущаться сумерки. Петр всю дорогу улыбался, воображая, как станет рассказывать Андрею и Арону о случившемся знакомстве и о том, как Плеханов полдня прогуливался с ним по берегу Женевского озера, не обнаруживая при этом никакого высокомерия или снисходительности.
После той, первой, было еще немало прогулок по живописным берегам охраняемого Альпами зеркального озера. От Плеханова и от приехавших в Женеву дня два-три спустя Веры Ивановны Засулич и Павла Борисовича Аксельрода Петр за два месяца услышал столько важного и мудрого, что, пожалуй, это в огромной степени превосходило его прежнюю осведомленность в научном социализме.
Огорчало лишь то, что Виктория стала дуться на него из-за этих частых отлучек. Он, однако, все время был в таком приподнято-восторженном настроении, что ему не стоило большого труда весело повиниться перед женой и получить индульгенцию.
Вечерами Петр забавлялся с Петькой, подолгу разговаривал с Викторией, стараясь внушить ей мысли о сути их дела. Она слушала его внимательно. Иной раз, правда, на лице появлялась улыбка превосходства: так случается взрослым посмеиваться над неразумными ребячьими выдумками…
И все-таки ему достало упорства заставить жену понять серьезность того дела, какое должно было стать главным в его жизни. Виктория, ему показалось, испуганно отшатнулась и посмотрела на него молящим взглядом. Спросила шепотом:
— Неужели тебя могут арестовать?
— Разумеется…
— Ты так спокойно говоришь об этом. А что будет со мной, что будет с ним, — она кивнула на спящего Петьку, — ты подумал?
У нее было такое потерянное лицо, что ему стало жалко ее. Он обнял жену, ободрил:
— Не надо бояться. Будем надеяться на лучшее. А в общем, и из-под ареста люди выходят…
— Нет! Нет! Я не хочу, не могу, я не вынесу.
— Что ты, глупенькая? Я ведь здесь, с вами.
— Но ты скоро уедешь…
— Потому я и начал этот разговор. Чтобы душа моя была спокойна, мне надо быть уверенным, что и у вас все хорошо, что жена моя всегда и во всем понимает меня и не придет в отчаяние, если вдруг случиться нечто прискорбное. Обещаешь?
— Обещаю. — Она подняла на него отражающие свет электрической лампочки заплаканные глаза.
В Петербург он возвратился осенью. Гурьев собирался в Тверь ухаживать за тяжело больной матерью. Петр и Арон через своих недавних учеников организовали рабочие кружки. Бесчинский — за Нарвской заставой, Красиков — на Васильевском.
