Высокий парень в чёрном пальто был чуть бледен, но держался спокойно. Только руки судорожно мяли кепку. В кабинете Шарапова он прислонился к стене, принял независимую позу. Савельев, помахивая чемоданчиком, взял его под локоть:
— Вы проходите, проходите. Присаживайтесь. Беседовать-то долго придётся.
Парень дёрнулся:
— Не хватайте руками! Не глухой.
— Вот и хорошо, — миролюбиво сказал Савельев. — Садитесь вот, с товарищами потолковать удобней будет.
— Всю жизнь мечтал, — усмехнулся парень.
Шарапов и Тихонов молча рассматривали его. Потом Шарапов провёл пальцем по губам, будто стёр слой клея между ними:
— Что в чемоданчике носите, молодой человек?
— А вам что до этого? Всё моё, вы там ничего не забыли.
— А чего дерзите?
— А вы привыкли, что здесь перед вами все сразу в слёзы — только отпустите ради бога.
— Нет. Кому бояться нечего — с теми легко без слёз обходимся. Так что в чемоданчике?
— Возьмите у прокурора ордер на обыск и смотрите.
— А прокурор, наверное, сейчас сам пожалует. С вами знакомиться, специально.
Казанцев нервно вскочил, щёлкнул никелированными замками лежащего перед ним на столе чемоданчика, откинул крышку. Тестер, мотки проволоки, пассатижи, паяльники, припой. В отдельном гнезде на крышке тонкая длинная отвёртка, слабо мерцающая блестящим жалом. Тихонову изменила выдержка:
— Вот оно, шило!..
— Это не шило, а радиоотвёртка, — сказал, презрительно скривив рот, Казанцев.
— Знаю, знаю, гражданин Казанцев! Это мы поначалу думали, что шило, — сказал Стас и повернулся к Савельеву. — Подготовь для Панковой опознание и мотай за Буковой.
Парень не моргнул глазом…
Казанцев захотел сесть с краю. Рядом уселись ещё двое. Панкова вошла в кабинет, и Тихонов подумал, что глаза у неё, как на скульптуре Дианы, — большие, красиво вырезанные, без зрачков. Он сказал:
— Посмотрите внимательно на этих людей. Успокойтесь, не волнуйтесь. Вспомните, знаете ли вы кого-нибудь из них?
Панкова долго переводила взгляд с одного на другого, потом на третьего, и Тихонову показалось, что она избегает смотреть в лицо Казанцеву. Он увидел, как побледнел Казанцев. И глаза Панковой были всё такие же, без зрачков.
Она сказала медленно:
— Не-ет. Я никого из них не знаю. — Потом уже твёрже добавила: — Ники здесь наверняка нет…
