— Всё, я написала.
Стас подошёл к столу, взял у Панковой объяснение, прочитал. Довольно улыбнулся, положил листок в стол.
— Вот видите, наша беседа заняла меньше часа. Давайте я вам отмечу пропуск на выход.
— Прекрасно, я как раз успеваю в театр.
Тихонов поставил на пропуске свою корявую, немного детскую подпись и потянулся к тумбочке за штампом. Достал, подышал на него. Панкова встала. Стас ещё раз дыхнул на штамп и отложил его в сторону.
— Простите, Зинаида Фёдоровна, я забыл вам задать ещё один вопрос.
— Пожалуйста.
Стас тихо сказал:
— Вы зачем писали письма с угрозами Тане Аксёновой?
Панкова бледнела стремительно, кровь отливала от лица, как будто сердце её остановилось.
— Какие п-письма? Я вообще не люблю писать письма. И я не знаю никакой Аксёновой.
— Не знаете? Но это же вы предложили — «шерше ля фам»?
— Боже мой, если вы говорите об истории со Ставицким, то я не имею к этому никакого отношения.
— Вот что, Зинаида Фёдоровна. Если вы хотите успеть на репетицию, то давайте не будем транжирить наше время. Хотя боюсь, что на репетицию вы сегодня всё равно не попадёте. А роль благородной подруги из вашей пьесы вам придётся репетировать здесь, со мной.
— Не запугивайте меня! — крикнула Панкова, и из глаз её брызнули слёзы. — Театральная общественность не допустит!.. Вы ещё молоды…
— Чего не допустит театральная общественность? Моей молодости? — спросил вежливо Тихонов. — Наоборот, она её скорее будет приветствовать. Так, знаете ли, интереснее…
— Вы — мальчишка, — сказала Панкова, и лицо её теперь покрылось красными пятнами.
Стас покачал головой:
— Как жаль, что мы не в магазине. Там хоть висят плакаты «Будьте взаимно вежливы!». Тем более что я ещё не понимаю причины вашего гнева и испуга.
— Вы меня напрасно пытаетесь впутать в эту неприглядную историю! Сейчас не бериевские времена! — кричала Панкова.
— Ну-ка, тише, — вдруг резко сказал Стас, и Панкова сразу смолкла. — Насчёт времён вы правильно сказали. А в скверную историю вы себя впутали сами.
Он открыл ящик и разложил на столе четыре листа бумаги.
— Вот ваша автобиография из театра. Вот счёт за газ из вашей квартиры. Вот ваше объяснение, которое вы сейчас написали. А вот это, — он поднёс листок к глазам Панковой, — письмо Татьяне Аксёновой.
— Я ничего не понимаю, — сказала растерянно Панкова.
— Понимать нечего. Не надо быть почерковедом, чтобы увидеть: все бумаги написаны одной рукой.
— И что?
— А то, что это письмо найдено в сумке убитой Татьяны Аксёновой.
