«Если попросит правильно» — догадалась Агнесс.
Ей вспомнился обреченный взгляд Милли, усталая покорность, вскипающая отчаянием, когда становится ясно, что весь мир действительно против тебя и кроме пинков ждать от него, в сущности, нечего. Тот же взгляд, какой проскальзывает у Мэри. Ей хотелось рассказать обо всем Лавинии, но она не посмела.
Лавиния не захочет это услышать.
Она захочет услышать лепет.
И Агнесс залепетала:
— Ах, пожалуйста, пожалуйста, Лавиния! — она надула губки и умоляюще сложила руки. — Неужели вы сделаете это для меня? Неужели сделаете?
По тому, как леди Мелфорд смягчилась и ласково погладила ее по щеке, Агнесс поняла — получилось! А заодно и то, что детство уже закончилось. Наверное, закончилось давно, но Агнесс почувствовал это только сейчас.
Маленькой девочке едва ли удастся так хорошо себя сыграть.
— Я все для тебя сделаю, Агнесс. Возвращайся домой и ни о чем не тревожься. А мне надо подумать.
5.
«У Милли будет ребенок от Эдвина Лэдлоу, но теперь-то они поженились, так что все по-честному…»
Какой у Агнесс нежный голосок.
Наверное, такие голоса у ангелов.
Или у Добрых Соседей.
У фейри…
У фейри, которые никогда не показываются простым смертным. Тем, кто родился без дара видеть их… Тем, кто родился без капельки волшебной крови, заблудившейся в человеческой.
А некоторым повезло родиться наполовину фейри. Они видят. Они чувствуют. Они в любое мгновение могут ступить на Третью Дорогу, меж папоротников в холмы, в мир волшебства… И, отбросив этот дар, предпочитают тернистый путь добродетели.
Черт бы тебя побрал, Джеймс Линден, вместе с твоей добродетелью!
Это доброе пожелание, Джейми, любимый. С чертом тебе было бы веселее, чем теперь. Особенно если учесть, что много веков люди путали чертей и фейри.
Если бы я знала, кому помолиться, чтобы ты вернулся на Третью Дорогу и снова был счастлив, как когда-то. Ты же был счастлив. Я знаю. Я видела.
Мы были счастливы.
Мы могли бы быть счастливы и сейчас, все эти годы, если бы ты не предал меня, если бы ты все не погубил.
Будь он проклят, твой отец.
Лавиния закрылась в своей комнате и приказала, чтобы ее не беспокоили. Исключение — только для мисс Тревельян. Мысленно добавила: «И для пастора Линдена, но он все равно не пожелает меня беспокоить…»
Она знала, что не выдержит и опять будет плакать. А ведь жесткосердечная и надменная леди Мелфорд никогда не плачет. У нее нет сердца, нет души, нет в глазах источника слез, зато есть красота и много, много, много денег. И эта проклятая коллекция античной скульптуры и непристойностей. Воспоминаний о прошлом и ледяное черное ничто вместо будущего.
