Братство обреченных | страница 53



Арестант, стоявший рядом с мастером, разобиженно заморгал.

— Как же так, гражданин подполковник? Вы мне УДО обещали.

— Рано тебе еще об УДО говорить. Вот подойдет срок, тогда поговорим.

Глядя на этого арестанта, Ветров едва сдерживался, чтобы не улыбнуться. Уж очень смешной была внешность Финтифлюшкина (которая, надо сказать, весьма соответствовала фамилии). Большие, темные глаза делали его похожим на удивленного теленка. Маленькие пухлые губы по-детски отвисали. Да и во всем облике было нечто детское и трогательное.

— Расскажи лучше, за что тебя посадили? — властным тоном спросил подполковник.

— Да ни за что, гражданин начальник! — воскликнул Финтифлюшкин. — Вы же знаете.

— Вот и расскажи корреспонденту.

— По беспределу осудили. — Арестант умоляюще посмотрел на Ветрова. — Никогда не забуду прокурора. Это он дело сшил. В суде никто и разбираться не стал. Привезли, в клетку посадили. Судья что-то пробубнила. Глядь, а мне уже восемь лет отмерили.

Его голос звучал искренне. С болью.

— А все-таки за что же вас взяли? — поинтересовался Ветров.

— Ни за что, я же сказал. Случайно попал. — Казалось, что на глаза Финтифлюшкина навернутся слезы. — Мы с другом пили возле павильона. Я через дорогу перебежал: сигареты купить. Только отошел, вижу: какой-то тип подбегает к моему другу и ножом его бьет. Прямо в грудь. Я заорал — и назад. Надо было, конечно, в погоню броситься. Но я за друга испугался. Думал, можно еще спасти. Подбегаю к нему, вытаскиваю из тела нож, и тут меня повязали. Ментам лень было гнаться за настоящим убийцей. А я только рану хотел перевязать. Он же мой друг. Умер в больнице. Мне и проститься не дали с ним по-человечески. Говорили: ты убийца. Вот и сижу за чужую вину.

— А почему свидетели наоборот говорят? — со снисходительной насмешкой бросил Трегубец. — Я же читал твое дело. Продавщица ларька на тебя показала.

— Она любовница начальника милиции. Я это потом узнал, уже когда касатку ждал.

Ветров знал, что касаткой называли решение кассационной инстанции или просто кассационную жалобу.

— И нож твой был. Жена твоя его опознала.

— Да его подменили. Забрали у нас с кухни во время обыска нож. А потом предъявили, вроде как я этим убил. Настоящий же выбросили.

— Ладно, Финтифлюшкин. Работай без замечаний, может быть, раньше выйдешь. — Трегубец повернулся к другому арестанту. — Теперь ты, Пак, поведай свою грустную историю.

«Кореец? — подумал Ветров, рассматривая заключенного. — Нет, скорее метис какой-то». У Пака была белая кожа и русые волосы. Но разрез глаз выдавал присутствие восточной (точнее — дальневосточной) крови.