Дэвид рассеянно ел, и его мысли постоянно возвращались к тому, что произошло в последние несколько часов. Он не был столь наивен, чтобы полностью отвергнуть теорию своей тети. Но что-то подсказывало ему, что Аня и ее неродной отец — это люди, которым можно верить. Едва ли мужчина в бараке сумел бы так быстро придумать жалостливую историю даже ради благополучия самого близкого ему человека.
Поужинав, Дэвид отправился в свой номер и заказал разговор с мюнхенской гостиницей, где должен был остановиться бывший помощник его отца. К его нежданной радости, оказалось, что Робин Драммонд только что приехал. Дэвиду потребовалось время на разъяснения, поскольку молодой доктор любил, чтобы все было разложено по полочкам. Наконец приятный голос с легким шотландским акцентом на другом конце провода произнес:
— Но, мой дорогой друг, у меня нет никакого права для вмешательства. В лагере должен быть свой врач.
— Он немец, и больной не желает его видеть, — терпеливо объяснил Дэвид. — Пожалуйста, окажи мне услугу, приезжай завтра днем в Августинберг и нанеси частный визит в лагерь. Не могу описать, как я буду благодарен и, какое облегчение это мне принесет.
— Конечно, если так… — В трубке послышалось какое-то бормотание, очевидно, Робин с кем-то советовался. — Ладно, я приеду. Как называется твоя гостиница? «Три кроны»? Буду к трем часам.
Дэвид повесил трубку, чувствуя себя необычайно счастливым. Он спустился в холл и тут же столкнулся с Селией.
— Дэвид, — начала она, — ты не должен считать меня бесчувственной, но мне нужно было отвлечь маму от этой темы. Ты не знаешь, на что она способна, стоит ей только узнать про какого-нибудь англичанина, замеченного на континенте.
— Все нормально, дорогая. Думаю, это из-за Мартина?
— Да, конечно. — Селия вздохнула. — Бесполезно убеждать ее быть благоразумной. Исчезновение сына стало для нее огромной трагедией, и она годами искала любое объяснение, пусть даже самое невероятное. Ей не важно, что в последний раз Мартина видели на Балканах, а семья, о которой ты говорил, жила в России. На какое-то время она успокоилась, но все необычное и трагическое по-прежнему действует на ее воображение.
— Прости меня, — с чувством произнес Дэвид. — Боюсь, я ее расстроил. Но мне надо было все рассказать.
— Ничего, не переживай. Просто я должна была тебе объяснить. И если мама начнет с тобой говорить на эту тему, просто прерви разговор, ладно? Мягко, но твердо. Иначе она захочет поехать в лагерь, чтобы лично увидеть… Аню.
