— Хорошо сказано! — улыбнулся Морозкин и добавил пачку литературы.
Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел озабоченное лицо Воронянского. Он отозвал меня в сторону.
— Украинцы, перешедшие к нам, нервничают. Цыганков прислал их представителя, — сказал он. — Они чувствуют себя обиженными, видя наше недоверие. Просят Цыганкова дать возможность увидеть партизан, поговорить с ними. Цыганков ручается, что ребята они хорошие, смелые…
Воронянский посмотрел на часы и предложил:
— В занятиях с делегатами сейчас перерыв. Давайте сходим пока к украинцам.
— Пойдем, — согласился я.
На пути нас перехватил молодой коренастый парень в белом фартуке и таком же чепчике.
Это повар Володя; раньше он ходил на боевые задания, показал себя смелым и смышленым партизаном, но однажды обмолвился, что пищу приготовляют у нас невкусно, что он мог бы приготовить лучше. Партизаны уговорили его показать свое искусство. Володя Стасин приготовил вкусный обед. Воронянский попробовал и решил:
— С сегодняшнего дня придется тебе вооружиться черпаком.
— Что вы?! — изумился и вознегодовал Стасин. — Я только показал, как нужно готовить. Черпаком пусть тот вооружается, кому винтовка не по плечу…
— Нет, нет… Будешь поваром, — ответил Воронянский. Партизаны единодушно поддержали решение командира.
Так и пришлось Володе стать поваром. Он согласился с условием, чтобы его время от времени отпускали на задания.
Володя вытянулся и приложил руку к головному убору.
— Что скажешь? — остановился Воронянский.
— Товарищ командир! Среди других продуктов Москва рис прислала. Разрешите угостить всех делегатов настоящим пловом, какого в здешних краях не умеют готовить.
Воронянский, смеясь, разрешил.
Через час мы были возле лагеря Цыганкова. Оставив автоматчиков, подошли к украинцам.
Они окружили нас. Это были молодые, крепкие ребята. Цыганков навел порядок.
— Товарищи, не толпитесь, садитесь в ряд.
Они уселись. Один из них встал, поправил гимнастерку.
— Я не знаю, кто вы, и не знаю… — он помедлил, словно подыскивая слова, — не знаю, имеем ли право назвать вас товарищами, но разрешите мне обратиться к вам просто как к советским людям… Мы понимаем свою вину перед Родиной. Но не из-за любви к фашистам мы оказались в их форме… Все мы были в гитлеровском плену, пухли от голода, мерли как мухи. И вот нас, украинцев, начали вербовать в добровольческие части… Кто отказывался — убивали сейчас же. Мы согласились записаться и стали ждать удобного случая, когда сумеем повернуть оружие гитлеровцев против них самих. Вы дали нам эту возможность, и мы горячо вас благодарим. Мы все ваши боевые задания выполняем честно. Но нас мучит ваше недоверие к нам… — Голос его дрогнул, он на секунду замолчал, преодолевая волнение. — Верьте нам, мы искупим свою вину перед Родиной. Оккупанты нас за собак считали… Но вы… вы не считайте нас продажными псами.
