Попытавшись найти семейное счастье во второй раз (Шлиман в то время уже занимался эпохальными поисками гомеровской Трои), он в точности повторил свою прежнюю ошибку: одержимый великими идеями человек почему-то был уверен, что любовь в семье сложится в процессе совместной жизни. Поразительно практичный в бытовой жизни и вопиюще незадачливый в интимных отношениях обладатель миллионов создал некий шаблон будущей жены. Среди прочего, по его словам, она должна была обладать «ангельским характером», быть «пусть бедной, но образованной» и обязательно «любить Гомера». «Может быть, вам знакома какая-нибудь сирота, – писал он своему греческому другу, – дочь ученого, вынужденная служить гувернанткой, обладающая нужными мне качествами». Семья в иерархии жизненных приоритетов Шлимана занимала даже не второе место, поэтому он допускал выбор спутницы жизни «вслепую», как выбирают собаку – по экстерьеру – или заказывают автомобиль, ориентируясь на необходимые технические характеристики. Самым изумительным моментом второй женитьбы Шлимана стало игнорирование предупреждения, которое он получил, тестируя будущую жену, словно профессор студентку. На вопрос Шлимана: «Почему вы хотите выйти за меня замуж?» – еще не научившаяся лгать Софья Энгастроменос смущенно ответила: «Такова воля моих родителей: мы бедны, а вы человек богатый». Но Генрих Шлиман пережил и такой ход: просто не обратил на это внимания, слишком уж ему нужна была хозяйка в доме, слишком он, истощенный своими поисками, надеялся обрести с кем-нибудь внутренний покой. Может быть, все и получилось бы, если бы сам Шлиман полностью перестроился и если бы изначально в отношениях не были замешаны деньги. Но тридцать лет разницы и глубокая эмоциональная пропасть, над которой был ловко выстроен мост из денежных знаков, долгое время скрывали внутреннее противоречие и абсурдность этого союза. Софья в первые годы с охотой принимала участие в раскопках и порой даже играла роль хорошей жены. Но в один момент все неожиданно рухнуло, и престарелый ученый, которого боготворило полмира, обнаружил, что живет с совершенно чужим ему человеком, к тому же беззастенчиво пользующимся его средствами. Стареющий археолог прозрел, но лишь для того, чтобы умереть на мостовой. Чем не типичный сюжет незрелых отношений, которые через годы почти в точности скопируют Василий Кандинский и Нина Андреевская?! И мудрость, и глупость повторяются в этом мире с удивительной цикличностью.
