Осознавая это, посещая провинцию, Факер старался не выёбываться – ни в шмотках, ни на словах. Нет, не из страха, - из уважения и надежды всё же быть понятым, однако, всё равно, чувствуя себя чужим.
Парадокс не восприятия Факера с их стороны объяснялся комплексами провинциальных бессов, осознающих всю дрянь собственного положения и понимающих, что оно, в том числе, является следствием их собственной слабости. Признаваться в этом не то чтобы другим, но самому себе, было непросто. Да и попросту больно.
Отсюда и получались истории, когда после аварии с многочисленными жертвами на какой-то шахте горняки вместо того, чтобы разорвать владельцев и отомстить за товарищей, слёзно умоляли чиновников не закрывать дышащую на ладан копанку, где люди гибли и продолжат гибнуть, потому что им просто нужно кормить семьи.
Понимаете?
И вместо того, чтобы подниматься против тех, кто низвёл их до уровня скотины, бессы предпочитали ненавидеть таких, как Факер, только потому, что они умели грамотно писать-читать и ежедневно пользовались хорошим одеколоном.
А ведь Факер был уверен, что будущая революция, если ей будет суждено случиться, начнётся не в столице или больших городах, чьи бессы бесповоротно аморфны и слабы, а в провинции.
Вся эта волна пойдет от земли и заводов, где ещё сохранилась живая животная энергия, способное разрушить старое.
Ну, а новое построят уже другие.
Несмотря на то, что провинциальные клабберы хуже одевались, были агрессивны и дурно пахли, а местные тёлки уже в молодости зачастую имели весьма неэстетический и неебабельный вид, Факер выбирал их, а не высокомерный тупоголовый пафос столицы.
Если ему удавалось найти к ним нужный подход, они впускали его в свой круг, давая возможность прикоснуться к настоящей жизни. И какой бы хреновой она ни была, это было всё равно лучше, чем виртуальная реальность, поглотившая многие большие города.
Тут ещё теплился огонь, а вместе с ним и надежда.
Глава 2.
Внутри клуба висел полумрак. Отнюдь не завораживающий своей интимностью, просто единственная лампа под высоким потолком не могла светить ярче. Справа тяжело валило музло: какие-то банальные ремиксы на хиты 1980-90-х. Для большинства тут это был реальный олдскул. Слева – ссали, держась за стены, у параши шумно курили пьяные парни и их девки.
Напротив входа висел плакат – на следующей неделе в здешние края приезжали осколки «Мальчишника».
«Они ещё живы», - многозначительно присвистнул Факер.
