– А сейчас я спою вам свою новую песню, которую посвятил своей горячо любимой жене, она называется «К моей Эвридике».
И он вновь запел, как будто и не было тех трех часов. Он уже не чувствовал боли в пальцах, ударяющих по окрашенным кровью струнам, и голос его был снова свежим и звонким. Костас пел о том, как страдает без любимой, как ему плохо и белый свет не мил, и что он ищет ее днем и ночью, и будет искать всю жизнь, пока не найдет, и они непременно встретятся и обязательно будут вместе, если не на земле, то на небе…
И как будто разгладились грубые лица тюремщиков, просветлели, появилась в их равнодушных глазах какая-то чуждая им одухотворенность, и унеслись их души куда-то далеко-далеко, туда, где они были молодыми, любили и были любимы, и были полны надежд и чаяний на добрую, светлую и счастливую жизнь…
Еще и еще исполнял он на бис эту песню. И уже совсем обессиленный и опустошенный замолчал, поклонившись. Слушатели, не сразу выйдя из транса, азартно и громко зааплодировали. Спирос тоже расчувствовался, по-отечески обнял Костаса и сказал:
– Молодец! Мне и моим друзьям понравилось твое пение. Ты прямо как тот Орфей. И я сдержу слово офицера. Так зачем же ты ко мне пожаловал?
Костас рассказал ему об Элен, когда и как она была арестована. Сказал, что она ни в чем не виновата, и если господин начальник будет добр, то он разрешит им встретиться, а может быть, даже совсем отпустит ее домой.
Спирос подозвал своего адъютанта и что-то долго шептал ему на ухо, после чего тот куда-то ушел.
– Я все понял. Я выполню свое обещание и отпущу твою жену. Только у меня есть одно условие: ты пойдешь через вон тот плац к тюремным воротам, – он показал рукой в окно, – не оглядываясь, а твоя жена последует за тобой. Но если до выхода из ворот тюрьмы ты оглянешься – её пристрелят. Ну что, ты согласен?
– Спасибо, господин майор! Конечно, я согласен, я полностью полагаюсь на ваше благородство.
– Вот и хорошо. Сейчас приведут твою Эвридику. А пока – давай выпьем на прощанье.
Он налил себе и Костасу по полстакана узо – вонючей греческой самогонки. Они молча, не чокаясь, выпили. Тут вернулся адъютант и доложил, что все готово.
– Ну, с Богом. Сейчас тебя проводят к выходу из здания, там сразу начинается плац. Ты медленно пойдешь, как мы и договаривались, не оглядываясь. А я буду смотреть в окно, и если оглянешься… – он ласково погладил рукой лежащий на столе пистолет. – Ну, ты все знаешь.
Когда Костаса выводили из здания, он краем глаза сбоку увидел высокую женскую фигуру в черном длинном одеянии с капюшоном на голове, полностью скрывавшем лицо. У него екнуло сердце. «Неужели это Элен?» – с надеждой подумал Костас. Раздалась команда:
