— Не надо стрелять, сударыня, — произнес вместо приветствия самый старший.
Это был очень пожилой, полностью седой человек. Второй был примерно ровесник Святу, в руке он держал старомодный, чеховских времен саквояж, третий — совсем еще юноша, розовокожий, беловолосый, настоящий альбинос. Под мышкой — коричневая папка для бумаг. В лицах всех троих было что-то общее, что-то неожиданное и странное…
Настя перебросила пистолет из руки в руку, взяла его за ствол и протянула Святу. Тот вскинул предохранитель и засунул оружие за пазуху. Хлопнул себя по груди, сказал:
— Не стреляем пока. Итак? Судя по всему, с нами все это время действительно проводили какой-то сложный, затянувшийся эксперимент…
Смешно было угрожать людям, которые умеют управлять сознанием других людей, однако, у Насти все же получилось их перехитрить. Вот и Святу не оставалось ничего более, как надеяться на свое оружие.
— Кто вы — спецслужба, таинственные ученые? — с негодованием закончил он.
— Ни то, ни другое, — сказал седой. — Меня зовут Олег.
— А по отчеству? — спросила Настя.
— У нас не принято.
— У вас? — переспросил Свят. — Все же, значит — у вас?
Мужчина средних лет тем временем подошел к Илье, достал из своего медицинского саквояжа какой-то прибор и склонился над раненым.
— Снимите ботинок, — попросил он.
— Но мне больно! — воскликнул Илья.
— Разве? — спросил лекарь с явной хитрецой.
— Вообще-то уже нет, — промямлил Илья.
— Кто вы? — спросил Свят.
— Просто люди, — ответил Олег. — Я родился наверху, на земле, в России. Мои друзья, — он махнул сухой, сморщенной рукой в сторону двух других, — никогда в жизни не были наверху.
Только теперь Настя поняла, что такое странно-знакомое было в их лицах: все они были явно родственники и все явно смахивали на Человека-месяца. Свят также заметил это. Настю с самого начала поражала его способность мыслить с нею в унисон. Он сказал:
— Все вы — потомки горнозаводчика Жукова, спрятавшегося в шахте от революции?
— От контрреволюционного переворота, любезнейший. Октябрьского переворота под водительством шайки Троцкого.
— Ленина, — уточнил Свят.
— Неважно, — сказал Олег.
— Шахтерская, стало быть, династия, — усмехнулся Свят, все еще не веря своим глазам.
— Так вы мои… — начал было Илья, но старик перебил его:
— Да, родственники. Можно сказать, мы тут в эмиграции. Внутренней, — он скрипуче захихикал.
— Глубокой, — подал голос лекарь, как мысленно окрестила его Настя — за саквояж и чудесное исцеление Ильи, который уже снял кроссовку и с удивлением смотрел то на свою гладкую белую ногу, то на двойную пробоину в обуви.
