Военно-морские рассказы - Константин Изварин

Голова у человека не только чтоб шапку носить. А двери на корабле, обычно, служат для входа и выхода. Эти два правила всем известны, надеюсь? А вот если голова без шапки неожиданно встречается с верхним краем двери... при входе и выходе...

Тогда из вышеназванных правил плавно вытекают следующие следствия: Голова у человека чтоб шишки собирать, а двери — источник повышенной опасности для личного состава.

В пятнадцатом тамбуре у нас две двери. Одна, видимо, для входа, а вторая, следовательно, для выхода. Но, поскольку, приказом командования сей вопрос оставлен на усмотрение личного состава, а личному составу абсолютно наплевать куда входить куда выходить, а сами двери находятся друг от друга на дистанции метра полтора, обе открываясь прямо на шкафут...

В общем бывают иногда преинтересные случаи.

Прозвище у него было Палкин. Родом он был из Башкирии, а, соответственно, умным был как... как башкир, одним словом. А еще он был матросом. Торпедистом. Который при распределении перепутал сибирский город Читу и четырехтрубный торпедный аппарат. А потому попал к нам. По какому поводу в Чите, видимо, был объявлен праздник.

Очень счастливым человеком был Палкин. Таким счастливым может быть только непроходимый дурак, на которого все уже давным-давно махнули рукой и сказали: «Черт с ним, лишь бы под ногами не мешался». Потому и единственным, зато лучшим, другом был у него торпедный аппарат. Тот самый, четырехтрубный.

Торпедных аппаратов у нас два, но левый находится в заведовании у командира отделения торпедистов, поэтому вся нерастраченная любовь матроса Палкина доставалась правому, который от такого проявления чувств разрывался между служебным долгом и желанием застрелиться из всех четырех труб сразу. Второе, кстати, было практически невыполнимо. Ибо матрос Палкин, ежедневно производя осмотр и проворачивание оружия, то ронял за борт детали без которых гениальное изобретение советских ученых-торпедистов превращалось в нечто подобное пушке Оренбургской крепости, куда Александр Сергеевич определил служить Петрушу Гринева, то, воображая себя героем Советского Союза Маринеску, стрелял вхолостую, как Тузик грелку, в клочья разрывая резиновые щитки с нарисованными на них пятиконечными звездами. Его командир отделения — худой, длинный и вечно печальный Дима Анохин — хватался за голову и, не выходя из флегмы, благодарил Палкину маму, за то, что она произвела на свет такого великолепного сына. В выражениях, от которых краснели даже бакланы.